Игорь Журавлёв - Метанойя

— Знаете, товарищ майор, я думаю, что, может быть, кто-то что-то такое ненормальное в ней и замечал. Но как такое сказать, как в этом признаться? Если не засмеют, то от ведьмы точно не уйдешь. Страшно ведь! Маленькие мы были, понимаете, хоть и взрослыми себя считали — что мы могли? А настоящие взрослые никогда бы не поверили. Взрослые знают, что дети постоянно что-то выдумывают, как и вы сейчас, наверное, считаете.

И она как-то очень горько вздохнула и повторили:

— Но зачем мне врать? Какой в этом смысл, особенно сейчас, когда прошло столько лет?

Наталья Васильевна подумала и не смогла найти причину, по которой Степашина стала бы врать. Что, конечно, вовсе не означало, что такой причины нет. Но сказала она другое:

— Мария Егоровна, никто вас здесь за сумасшедшую не держит. Я просто хочу, чтобы вы объяснили мне причину вашей уверенности. Расскажите мне о ней все, что помните. Это очень важно, вы можете помочь в расследовании сразу нескольких убийств.

— Хорошо, я вам расскажу, а там уж думайте, как знаете. Надеюсь, не зря КГБ за нее взялось, давно пора! Итак, вам нужна правда, как бы она ни выглядела, верно?

— Ну, конечно! — сделала серьезное лицо Наталья, — вы обязательно должны рассказать мне всю правду. Это ваш гражданский долг!

— Ну, слушайте, — вздохнула Мария Егоровна, — только знайте, я совершенно нормальная. Это вам все подтвердят.

Маше Степашиной было тогда четырнадцать лет. Как и все люди в этом возрасте, она считала себя совершенно взрослым и самостоятельным человеком. Она неплохо училась и посещала разные кружки, была старостой своего класса.

Как-то весной в субботу она зашла после уроков в пионерскую комнату и застала там комсорга детского дома. Та была уже взрослая, больше двадцати лет, но просила называть ее просто Гульнарой. С ней всегда было интересно и весело, она знала кучу смешных историй.

— Привет, Гульнара! — поздоровалась Маша, ей было лестно, что такая взрослая девушка общается с ней запросто, как с подругой.

— А, Степашина, здравствуй, здравствуй! Как хорошо, что ты пришла, а я как раз тебя искать собиралась. Ты ведь у нас недавно заявление в комсомол подала, верно?

— Да, верно, мне ведь уже четырнадцать стукнуло!

— Молодец! Однако стоило бы тебя проверить на верность делу Ленина — Сталина.

— Проверить? — удивилась Маша, — а как?

— Есть одно срочное поручение. Но оно очень секретное, — округлила глаза Гульнара, — возможно, здесь идет речь о том, что одному нашему товарищу нужна срочная помощь.

— Я готова, — просто ответила Маша, — а что надо делать, кому помочь?

— Речь идет о Варваре Изюмовой.

Услышав это имя, Маша сразу потеряла весь свой энтузиазм. Она опустила голову и честно призналась:

— Нет, Гульнара, ты извини, но я не хочу с ней связываться, я ее боюсь.

— А тебе и не надо с ней связываться. Тебе надо просто за ней проследить. Мне недавно передали, что она, возможно, — тут Гульнара понизила голос и оглянулась, хотя они были вдвоем в комнате, — занимается проституцией.

Маша ахнула и тоже оглянулась вокруг.

— Только, Маша, я тебя предупреждаю, не смей ни с кем делиться. Возможно, это не так и тогда ты оговоришь человека, поняла?

— Ага, — как-то неуверенно кивнула Маша. С сохранением тайн у нее всегда было не очень, сама не заметит, как все разболтает.

— Ты понимаешь, Мария, — строго продолжила Гульнара, зная за ней такую особенность, — что наш с тобой комсомольский долг выяснить правду. Мы должны все это точно знать. Но если вдруг выяснится, что, ну, ты понимаешь, то наш долг помочь ей, вытащить из этой грязи.

Маша, конечно, долг свой осознавала и всегда была готова хоть на войну, но вот именно с этим делом ей очень уж как ей не хотелось связываться. Если Изюмова узнает, то ее так изобьют, что одна мысль об этом вызывала неподдельный ужас. Придут ночью в спальню, вытащат в умывалку и будут пинать до крови, это она знает точно. Так уже не раз бывало со многими, и все молчат — боятся Изюмову.

Но, с другой стороны, если она и правда этим самым занимается, и Маша это выяснит, то Изюмову точно уберут из детского дома, а может даже и посадят в тюрьму. И тогда многие, Маша в том числе, вздохнут свободнее. Именно это соображение и стало решающим, а вовсе не идеалы горячо любимого Машей товарища Ленина. Но это строго между нами, дорогой читатель.

В общем, Маша, на свою голову, согласилась. О чем потом жалела каждый день своей жизни.

Гульнара ее согласию обрадовалась и стала вводить в курс дела:

— В общем, так, Степашина, сегодня суббота и многие идут в увольнительную в город. Изюмова, конечно, пойдет тоже. Твоя задача тихонечко, издалека проследить за ней и потом рассказать мне о том, что было. Вот и всё, бояться нечего. Главное, близко к ней не подходи, чтобы она тебя не заметила, поняла?

— Да поняла я, — уныло протянула Маша, уже вновь жалея о том, что согласилась.

И вот, вечером того же дня она, сохраняя дистанцию, шла за компанией, лидером которой была, конечно, Изюмова. Все остальные, как всегда, вертелись вокруг нее, стараясь ей угодить. Но вот, на одном из перекрестков, Изюмова распрощалась со своей свитой. Маша слышала, как она похвалялась, что идет на свидание к одному парню, герою войны и офицеру. А все кричали ей, чтобы она не теряла времени даром, и желали удачи.

Компания пошла дальше, по широкому проспекту, а Изюмова свернула в одну из узких ташкентских улочек, неся через плечо приличных размеров сумку. Маша, с замирающим сердцем, издалека кралась за ней, ощущая себя героиней-подпольщицей во вражеском городе. Наконец, дошли до парка, раньше чистого и уютного, но во время войны запущенного, где Изюмова, оглядываясь, зашла в кусты. Маша подумала, что та захотела в туалет и тоже остановилась неподалеку за пышным кустом с красивыми цветами. Прошли не более десяти минут, которые показались Маше вечностью, и вдруг она увидела, как из этих кустов выходит женщина лет около двадцати пяти — тридцати, в красивом летнем платье и стильной шляпке, умело, но очень вульгарно накрашенная. Почему-то именно это слово — "вульгарно" пришло Маше в голову. В руке эта взрослая женщина покачивала изящную дамскую сумочку. Она отряхнула подол, огляделась вокруг и пошла вперед, отчетливо покачивая бедрами и стуча каблучками дорогих туфелек.

Маша остолбенела, не зная, что делать: а куда Изюмова-то делась? Она подождала еще немного и потихонечку стала пробираться к кустам, в которых скрылась Варвара и из которых вышла эта женщина. Продираясь сквозь густую листву и все время думая о том, что она скажет, обнаружив Изюмову, Маша выбралась на небольшую полянку, которую совершенно не видно было со всех сторон. Полянка была пустая и Маша испугалась, что провалила задание — упустила Варвару. С другой стороны, она испытала облегчение. Теперь можно спокойно вернуться в интернат и сказать Гульнаре, что Изюмова убежала от нее через парк и она не виновата в этом.