Игорь Журавлёв - Метанойя

— Мы это понимаем, поэтому работаем по разным направлениям, — ответила Наталья, хотя и не имела понятия о каких-то других направлениях и о том, работает ли кто по ним.

— Если об этом помнить, то в остальном мысль верная. Скорее всего, работали нынешние или бывшие люди из военных диверсантов или спецслужб. У вас, кстати, тоже таких специалистов хватает, хотя и меньше, чем в армии.

— По ним тоже работают, — кивнула Наташа.

— А в остальном я пока ничего тебе не могу сказать. Ты сама, наверняка знаешь гораздо больше. Вот, если бы ты предоставила мне результаты обследования места происшествия. Кандидатуры подозреваемых, которые из наших, тогда… — он с интересом взглянул на Наталью Васильевну.

— Ты же понимаешь, Игорь, это совершенно секретные сведения. Но я обещаю посоветоваться с начальством и, возможно, официально привлечь тебя к работе. А уж тогда…

— Ну, это вряд ли, даже если наши согласятся, — перебил ее полковник.

— Вашим просто прикажут и все дела. Причем, прикажут с самого-самого верха. Так что они встанут по стойке смирно и, преданно поедая начальство глазами, ответят "Есть!".

— Да, действительно, я этого не учел. Ну, что же, попробуй. Мне и самому было бы интересно. Да ведь я через это и себе тропинку к генеральству протоптать могу! Конечно, при удачном раскладе, — подмигнул он.

— Скажи, Игорь, а ты действительно имеешь какое-то отношение к диверсионной деятельности?

— А ты не читала мое дело?

— Нет, ваши не хотят делиться, говорят — военная тайна, — честно призналась она.

— Хм, об этом я не подумал. Хотя, как ты говорила, если сверху прикажут, выдадут все с потрохами.

Он еще раз хмыкнул с каким-то раздражением. "А ведь он очень не любит создавшуюся систему" — четко поняла Наталья — "впрочем, он и не скрывает этого". Само по себе это ни о чем не говорит, конечно. Между "не люблю" и "убью" огромная пропасть. Но закладочку она себе оставила на всякий случай.

Между тем, Игорь продолжал говорить:

— Долгие годы имел самое непосредственное отношение. Но вот уже лет пять или шесть не имею. Работаю по другой части.

— Но ведь знакомые остались?

— Конечно.

Он замолчал, а Наташа смотрела в окно, отмечая конторских топтунов, читающий газету на стенде чуть дальше, на другой стороне улицы.

— Скажи, Игорь, — неожиданно для себя самой спросила она, — как ты относишься к упразднению СССР?

— Плохо отношусь, Наташа, и ты это уже поняла. И по этой причине, кстати, я и нахожусь в вашем списке подозреваемых.

— Из-за того, что родился и вырос в Узбекистане?

— Вероятно, это главная причина, — задумчиво произнес Игорь, — здесь психология, никуда от нее не денешься. Я себя сейчас как в эмиграции чувствую.

"Какой же мой Коля все-таки гений" — подумала Норикова о Немировиче, — "как он моментально все это соединил в своей голове". Но вслух сказала другое:

— Но мы же дружеские страны, там даже наши пограничники стоят!

— Но русских там уже сейчас не любят, а чем дальше, тем эта нелюбовь будет нарастать. Политики обязательно разыграют национальную карту, и мы еще увидим, как славян станут выгонять из их собственных домов и квартир.

— Как-то не верится в такой вариант, — недоверчиво сказала Наташа, — к тому же, они всегда могут уехать к нам, в ЕАФ.

— Как у тебя все просто! — с болью воскликнул он, и Наташа поняла, что сейчас он раскрывается максимально, против своей воли. И он это понимал, но остановиться уже не мог. — Жили-жили, не одно поколение, дома строили, детей и внуков растили, считали эту землю своей, умерших своих в нее хоронили. А тут возьми все, да брось и переезжай на новое место, чужое, где тебя, к тому же, никто не ждет — и начинай все с нуля. Еще молодым туда-сюда, а людям в возрасте как?.

Последние слова он произнес с такой горечью, что ей стало его жалко. Бедный полковник, в одночасье потерявший родину и все, что с ней связано!

— Прости…, - прошептала она.

Он пристально взглянул на нее и кивнул, отворачиваясь к окну. Помолчал и сказал:

— Я попробую тебе помочь, постараюсь прощупать почву среди своих. Но ничего не обещаю.

— Это понятно, — кивнула она. — Но, скажи, ты правда думаешь, что это может быть кто-то из своих?

— А кто же еще? — жестко ответил он. — Не натовцы же, им-то как раз все происходящее на руку — СССР нет, Варшавского договора нет, Германия объединилась и будет капиталистической, впрочем, как и новоявленная Федерация. Конечно, это свои, тут и думать нечего. Вот только кто — так сразу и не скажешь. В армии много недовольных. Кстати, далеко не только из тех, кто родился в других республиках, что бы вы там, в КГБ об этом ни думали.

— В ФСБ, — машинально поправила она.

— Да какая разница! — махнул рукой полковник Немирович.

— Но ты согласен, что работали диверсанты?

Отрицать очевидное было слишком глупо. Только наводить на себя лишние подозрения. Поэтому он твердо ответил:

— Безусловно. Ну, или те, кто имеет навыки диверсионной подготовки. Например, прошедшие Афганистан десантники, особенно служившие в разведывательных подразделениях.

Полковник Немирович внимательно прочитал отчет майора Нориковой о встрече с Шатуновым. После чего положил его на тумбочку и вытянулся на кровати. Наташа прижалась к нему плотнее:

— Что скажешь, Коля?

Он молча, гладил ее по волосам, по спине, по плечам и думал о том, сразу арестовать Шатунова или устроить игру в попытке выявить всю ячейку исполнителей? Он не знал, как это объяснить: опыт? чуйка? прозрение? или что еще, но в нем все больше укреплялась твердая уверенность в том, что Шаманов и есть тот, кого они ищут. Он пока не готов был объяснить свою уверенность, но и сомнений у него практически не было. Он это, точно он!

Если подумать, то в его аресте сейчас не будет большого смысла, поскольку, похоже, Шатунов из тех, кто своих не сдает никогда. Хотя, конечно, "сыворотка правды" и не таких разговаривала. Николай всегда смеялся, когда показывали в кино, как "наши герои" преодолевали силой воли эту химию. Он точно знал, что это невозможно. Говорят все, без единого исключения. Потому что это именно химия, а не психология. Она действует на всех — подготовленный ты или нет.

Вот "Полиграф", если точнее — детектор правды (или лжи — кому как больше нравится), при определенном навыке, силе воли, умении сдерживать эмоции, специальных тренировках и т. д., обмануть вполне возможно. То есть, человек подготовленный пройдет "Полиграф", не проколовшись ни в чем. А химию, введенную в кровь — нет, потому что она действует так, что все твои навыки уничтожаются, размываются, подавляются.

Но нужно ли это сейчас или правильнее повести игру и потихоньку выйти на всех членов сопротивления? Вопрос интересный. Наверняка, будучи отличным аналитиком, он сразу отдал приказ всем "лечь на дно". А это, в свою очередь, означает, что до особого приказа они будут вполне обычными офицерами, солдатами, ни в чем особом не замеченными. Даже, возможно, наиболее примерными. Ну, не будешь же всех примерных солдат и офицеров арестовывать?