Игорь Журавлёв - Фантазм

Вот только для самой Наташи теперь это уже не имело никакого значения. Множественные переломы и повреждения внутренних органов никак не хотели совмещаться с жизнью, сколько врачи ни старались. Так и сказал хирург ее жениху, полковнику Николаю Вениаминовичу Новикову, который должен был стать мужем Наташи ровно через два дня.

– Сколько? – сухо спросил Николай, когда до него, наконец, дошло, что сделать ничего невозможно и медицина бессильна. Современные врачи, возможно, сразу подумали бы о том, что полковник интересуется ценой вопроса – сколько им надо заплатить, чтобы они спасли любимую? Но в те времена все было иначе, и люди понимали что вопрос "сколько?" относится не к финансам, а ко времени, оставшемуся до смерти.

– Трудно сказать, но я думаю, до вечера не дотянет, – ответил врач и сочувственно сжал плечо полковника, – держитесь.

И ушел. А Николай сидел рядом с кроватью умирающей любимой женщины, слушал ее прерывистое дыхание и никак не мог отбросить приставшую к нему как репей ужасную мысль о том, что похоронить Наташу надо будет в только что сшитом свадебном платье. Потому что именно так хоронят невест. Он не плакал, он вообще ничего не чувствовал, внутри словно все одеревенело. Он просто сидел, смотрел на свою любимую женщину и думал о свадебном платье в гробу. И больше ни о чем. Тот, кто, не дай Бог, однажды оказался в его положении, поймет. Остальным даже пытаться понять не стоит.

Когда за спиной открылась дверь палаты и кто-то вошел, он даже не обратил на это внимания. Просто не услышал. Вошедший, подошел к нему сзади и положил ладонь на голову Николая. Тот хотел обернуться, посмотреть, что происходит, кто это его тревожит, но вдруг разом обмяк всем телом и, уронив подбородок на грудь, крепко уснул.

Капитан госбезопасности Егор Соколов (а это был он) внимательно осмотрел полковника и убедившись, что тот в прочных объятиях Морфея, присел на кровать умирающей Нориковой. Некоторое время он смотрел на нее молча, потом тихонько позвал:

– Наталья Васильевна!

И случилось чудо, она открыла глаза. Этого не могло быть, любой врач вам авторитетно сказал бы, что в данном случае она должна умереть, не приходя в сознание. Однако если уж даже мудрецы, по мнению Шекспира, о многом не имеют представления, то, что сказать о врачах, пусть даже очень хороших врачах?

Наталья повела головой вокруг, посмотрела на спящего на стуле жениха, снова вернулась глазами к Соколову:

– Что со мной, Егор Николаевич? Я не чувствую своего тела.

– Да там, между нами говоря, и чувствовать нечего, Наталья Васильевна, – пожал плечами капитан Соколов, – всё переломано и порвано в клочья. А случилось с вами то, что вас сбила машина, и вы умираете. Осталось вам жить, по моим прикидкам, не больше пары часов, максимум – три.

Майор Норикова прислушалась к себе и удивленно сказала:

– Но я и правда не чувствую никакой боли. Совсем-совсем никакой. Хотя при этом даже пальцем не могу пошевелить. Я пробовала. Это меня так обезболивающими накачали?

– Не совсем, – ответил Соколов, – дорогие обезболивающие на вас переводить не стали, если уж вы все равно без сознания и ничего не чувствуете. Это я заблокировал все центры боли в вашем мозгу перед тем, как, скажем, разбудить вас. В любом другом случае вы сейчас бы кричали от боли и, скорее, всего, опять бы потеряли сознание. И тогда никакого разговора у нас с вами не получилось бы. А поговорить нам есть о чем.

– Спасибо, – поблагодарила Наташа и совершенно спокойно, словно речь шла о ком-то другом, незнакомом, а не о ней самой, спросила, – меня и правда нельзя спасти, я умираю?

Егор грустно улыбнулся. Он, конечно, мог бы попытаться, но, как это мерзко ни звучит, ему нужно было другое. Не для себя, для того дела, что они все вместе делали. Поэтому он спокойно произнес:

– Зачем беспокоиться о том, что нельзя изменить? Собственно, я здесь для того, чтобы сделать вам предложение. Готовы выслушать?

Наталья Васильевна всерьёз задумалась о том, стоит ли ей хоть что-то слушать, когда остался всего час жизни? Может быть, лучше провести это время как-то иначе? Например, подвести какие-то мысленные итоги? Но тут же решила, что это очень грустное занятие. Гораздо интереснее выслушать предложение Соколова. Женщина всегда остается женщиной, даже на пороге смерти. Библейской Еве от самого Бога было известно, что в плодах запретного древа таится смерть, но любопытство оказалось сильнее. И Наташа ответила:

– Я слушаю вас.

– Понимаете, Наталья Васильевна, я тут на днях подумал, что мне бы не помешал свой человек в 1945-м году в окружении американского президента Трумэна. И вдруг узнаю, что с вами случилась эта ужасная трагедия, и вы умираете. И я посмел предположить, что, поскольку уж вы все равно обречены в этой реальности, то возможно, захотели бы мне помочь. Знаете, близким человеком Трумэна могла бы стать его единственная дочь, любимица Маргарет. Куда уж ближе, согласитесь? В общем, моё предложение заключается в следующем: я мог бы взять ваше сознание, сущность, матрицу, душу – называйте, как хотите, это роли не играет – после того, как вы умрете, разумеется, и поместить ее в тело Мэри Маргарет Трумэн.

– В 1945-м году, вы сказали?

– Да, ей как раз сейчас там двадцать один год и она студентка Университета Джорджа Вашингтона.

– Вы это серьезно?

– А вы считаете, что я пришел развеселить умирающую женщину?

– Ну, как вариант такое вполне возможно, – улыбнулась Наташа. Вернее, её тон предполагал улыбку, но мышцы не послушались и лицо так и осталось словно застывшим. Но Соколов понял и вернул ей улыбку:

– Поверьте, это не тот случай.

– Но как возможно то, о чем вы говорите?

– У меня нет объяснений, приемлемых для вас, но, поверьте, у меня это точно получится. В первый раз, что ли? Впрочем, можно назвать это чудом или технологией будущего, как вам угодно.

– То есть, вы не шутите и действительно способны на такое?

– Да, – просто и спокойно ответил Егор. Но так, что Наталья поверила. Впрочем, думаю, на пороге смерти намного легче поверить в чудо, нежели когда ты здоров и полон сил.

– И что произойдет? Я стану ею или она станет мною?

– Сложный вопрос. Скорее, все же, вы станете ею. Но при этом вы будете знать, что на самом деле, вы Наталья Васильевна Норикова, помнить всю свою прошлую жизнь и понимать, что вы разведчица, служите своей Родине и у вас есть задание. Вы так же будете помнить всю жизнь и сохраните все привычки и привязанности младшей Трумэн, но будете рассматривать их, скорее, с точки зрения целесообразности и полезности для выполнения поставленной задачи. Я тоже буду там и обещаю, мы с вами будем видеться.

– И в чем же будет заключаться мое задание?