Василий Панфилов - Университеты [СИ]

Выкрикивая это, я скинул с себя пиджак и шляпу, накидывая безразмерную рубаху-косоворотку из красного сатина в белый горошек. Рядом переодевается Санька, наряд которого отличается расцветками, но столь же лубочен. Стиль «я ля рюс», как его видят устроители русской деревни на всемирной выставке. Сами напросились!

Несколько поэтов из молодых представителей авангарда на подхвате, разносят собирающейся публике листовки с двумя текстами – на русском и французском. Русский текст мой, французский – коллективное творчество.

Прямо поверх ботинок, продолжая выкрикивать кричалки, одеваем безразмерные лапти и подвязываем лыковые бороды, в лучших традициях ярмарочного балагана. К этому времени народу собралось человек под пятьсот, и минимум четверть из них – русские. Некоторых заранее пригласили, да…

Вижу ненавидящую физиономию давешнего казачка, пары подбежавших низкоранговых начальствующих, но…

… мне плевать. Представление де-факто уже состоялось! Напялив на себя скомороший колпак, ору хорошо поставленным голосом:

Состроив саму препротивную физиономию, которую только можно, Санька напялил на себя корону, сделанную с максимальным дурновкусием. Аляповатая, вызывающая едва ли не эпилептический припадок при взгляде на неё, но…

… произведение искусства, не шути! Пабло вырвал себе этот кусок творчества, и вышло, как по мне, удачно. Тошнотик гадостный, но в некотором роде совершенный такой тошнотик.

Произносит Санька, и тут же делает паузу, давая французам время для перевода.

В толпе пробежали смешки, что значит – настроился уже народ на представление, готов смеяться!

Возвышаясь над толпой на постаментах, операторы крутят ручки кинокамер, запечатлевая момент. Несколько граммофонов, дублируя друг друга, работают на запись. Потом будет нарезка кадров, склейка, титры на нескольких языках…

… и очень надеюсь, кино-спектакль. «Прогулка Ллос» с большим успехом идёт во Франции, и я, смутно пока ещё, предвижу большой коммерческий успех. «Федот» обещает стать проектом скорее политическим, нежели коммерческим, но для меня он важнее.

Не могу сказать, что публика приняла нас вовсе уж восторженно. Очень необычен и формат выступления, и пожалуй, его подчёркнутая «русскость», ориентированность не на Европу, а на Россию. С другой стороны, выпуклая лубочность произведения хорошо легла на оформление русского павильона, только не приторно, а едко, зло.

Неважно…

… лишь бы говорили. И говорят. Много, охотно, выискивая и находя какие-то отсылки и аллегории, о которых я и сам не подозревал.

Разговоры эти всё больше в салонах, в богемной среде, а я, внезапно, стал необыкновенно востребован. Визитки и приглашения – мешками, но жду.

Неопределённость моего статуса стала внезапно делом политическим, буквально на уровне если не глав государств, то где-то рядом. Эмансипация и её признание, то бишь признание, оформленное юридически и по всем правилам, стала камнем преткновения.

Если признать меня эмансипированным, то тогда все деяния Великих Князей по отношению к моей персоне, становятся дурно пахнущими. А там много всего, начиная от травли в проправительственной прессе, заканчивая банальным воровством интеллектуальной собственности.

Не признать… тогда и продажа мною прав на двигатель правительству ЮАС, и последующая продажа лицензии оными уже правительству Франции, объявляется ничтожной. И вроде бы всё понятно…

… только вот у Франции давние интересы в России, и рвать их вот так вот, ради широты души и прекрасного меня, они не будут. Да и не могут.

Но и рвать со мной французы тоже не могут, ибо летадлы мои, да отчасти и я сам, стратегическое преимущество.

Сейчас идёт торговля, кто и сколько готов уступить, и пока французы проворачивают эту политическую мясорубку в свою пользу, хотя человеку непосвящённому и не всегда понятно. Но…

… у Великих Князей есть дворцы во Франции, и деньги свои они тратить привыкли – здесь! Здесь их Родина.

Посему в результате переговоров я не сомневаюсь. Продавят. Поиграют формулировками, дабы Великие Князья и Его Величество не выглядели вовсе уж… обмазанными дурнопахнущей субстанцией. Уступят что-нибудь важно, или что скорее – кажущееся важным. Как вариант, кто-то из Великих Князей пролоббирует интересы Франции в обмен на что-то, полезное лично ему. Не в первый и не в последний раз.

А пока…

… жду. Поскольку эмансипация моя подвисла в очередной раз, то и принадлежность привезённых Санькой летательных аппаратов оспаривается в суде. Все всё понимают, и никто не сомневается в решении судей, но де-юре иск оформлен верно.

Мелкая бюрократическая проволочка. Бессильный оскал имперской государственности в мою сторону, и судя по идиотизму, инициирован если не самим Ники, то кем-то из его ближайших родственников.

Сильный толчок в спину, и дабы не упасть, делаю несколько торопливых, семенящих шажков, стараясь удержаться на ногах и не сбить никого из обтекающих меня многочисленных прохожих. Ещё толчок…

… и я сталкиваюсь с рослым мужчиной, стати которого навевают мысли о кавалергардах.

– Пардон, месье… – и вижу приближающуюся к лицу белую лайковую перчатку. Едва успеваю убрать голову…

… но очевидно – недостаточно. Черепную коробку мягко… и очень знакомо встряхивает. Нокдаун!

– … мерзавец! – слышу как через вату, и вижу сложенные щепотью пальцы, пытающиеся схватить меня за ухо. Уклон, нырок…