Алексей Борисов - Срезающий время

«Поверь, уж я-то постараюсь соответствовать этому образу, – подумал я, протирая крупное зеленое яблоко платком, – отвлечь бы тебя на секунду. Кто знает, что ты там в своей голове припрятала».

Момент настал буквально сразу же. Жульет продолжала нести всякую чушь и, не вставая с кресла, сунула руку в ридикюль [38] Ридикюль ( фр . réticule) – женская сумочка на длинном шелковом шнуре, украшенная вышивкой; надевалась на руку. , пытаясь что-то достать. Именно тогда, почувствовав для себя опасность, я стремительно закрутил платок вокруг яблока и получившийся кистень обрушился на голову гостье. Безусловно, бить женщину даже в такой ситуации не совсем правильно (Жульет и в голову не могло такое прийти), но в свое оправдание могу лишь сказать: я действовал с минимальным для нее ущербом. Причем при явной угрозе своей жизни – спрятанный в ее сумке стилет тому подтверждение. Кстати, обещания даме надо выполнять, где там шнурок для вызова? Ага, вот он. Хороший дом у Есиповича и, главное, комнат много.

Буквально звенящая тишина прервалась стуком молотка по чему-то мягкому и влажному, а за этим раздались громкие и продолжительные вопли. Затем вой и крики уже не прерывались. Свыше четверти часа тянулись жуткие терзания, пока леденящие душу свидетельства агонии не стихли до неразличимых стонов и слабых всхлипов, от которых мороз пробирал слушателей до костей.

И опять все смолкло. Дверь в оружейную комнату медленно раскрылась, явив взору Жульет тело ее любовника Альхена, бывшего чиновника казенного завода, привязанного к стулу с высокой спинкой. Пытки исказили его черты и превратили в самое пугающее зрелище, какое может представить человек. Капли холодного пота, выжатые перенесенными страданиями, проступили на посиневшем от вздутых вен лбе и увлажнили перекошенное лицо. Остро пахло испражнениями и горелым мясом. Глаза, выкатившиеся из орбит, и растопыренные пальцы без ногтей словно укоряли ее, допустившую подобное.

– Меня интересует, – произнес я, – в какой комнате особняка в Шмолино вы держите Анну Викентьевну. И ответ я хочу получить в течение этого получаса, пока не пришел конец моему терпению. Время пошло, через пять минут смогу пообещать лишь безболезненную смерть.

– Вы негодяй! – крикнула Жульет, переминаясь босыми ногами. – Идите к черту!

– Тимофей, мой вопрос ты знаешь. Принимай клиентку. И да, передние зубы говорить не мешают, но могут укусить.

Я взял стоящую в углу железную кочергу, загнутую на конце буквой «г», оценил баланс и с размаха, словно в руке оказался клевец, всадил в макушку привязанному к стулу насильнику и изменнику.

– Быстрая и безболезненная смерть, – прокомментировал я свой удар.

– Она не в особняке! – завизжала Жульет, как только рука Тимофея схватила ее за шею. – В особняке засада. Ее заперли в конюшне, в чулане конюха.

– Продолжай, – сделал знак Тимофею отпустить даму.

– C´est affreux, c´est affreux [39] Это ужасно, это ужасно ( фр .). , - бормотала она и, перейдя на русский, всхлипывая, произнесла: – Мне нужны гарантии.

Француженка польских кровей рассказала достаточно много. Уверен, во все темные дела своей службы она никого посвящать не собиралась, но даже полученного откровения хватило бы на немедленную смерть. Воистину, под личиной ангела скрывался дьявол. Не спорю, ей было за что мстить, и в какой-то момент я даже проникся ее рассказами, сопереживая и понимая неотвратимость и правильность содеянного. В каждом из случаев она показывала мотивацию своих поступков с такой стороны, что, ставя себя на ее место, волей-неволей начинал осознавать: поступил бы так же. Ибо из всего услышанного выходило, что справедливость явно на ее стороне и лишь стечение роковых обстоятельств заставляло ее совершать неблаговидные поступки. Если б я не представлял характер Жульет и ее пылкую страсть к расчету и манипуляции, то не смог бы противостоять ей и четверти часа. Восприимчивое воображение ее постепенно разжигалось, она бессознательно вступала в эту привычную для нее сферу, осваивалась в ней и почти незаметно входила во вкус новых, неведомых ей доселе ощущений. Она умело поддерживала в собеседнике мысль, внезапно мелькнувшую перед ним, что она раскаялась, и встала, наконец, на путь истинный, что до сих пор она жила поддельной жизнью, теша свое самолюбие, а не сердцем и душою. «Вот оно, настоящее-то счастье, – твердила она мне, – делить жизнь с человеком благородным, возвышенным, отдавать себя всю, без остатка, черпать свои наслаждения в одних чистых источниках первобытной простоты. Как слепы женщины, которые предпочитают пустой блеск в свете мирному счастью, которое они могут доставить любимому человеку! Я пренебрегала своим настоящим назначением. Судите меня!» Как бы то ни было, все это похоже на откровения рецидивистов, маньяков, насильников и убийц, – ищущих себе оправдания. И когда я предложил Жульет оформить все сказанное на бумаге или вновь оказаться в известной комнате, из нее словно вылетел стержень воли. Впрочем, мне могло и показаться.

Вечером мы уселись за стол в гостиной и стали держать совет.

– Ситуация сложная, – говорил Полушкин. – Это не простые наемники, они все из одного полка. Гвардейцы Макроновского. Тот иуда с казенного завода, Пономарев, много чего про них рассказал. Помните, когда наши уже подходили к мятежной Варшаве, случился бой под Кобылкой, и Александр Васильевич взял пленными почти тысячу. Думаете, ляхи долго разгребали снег в Сибири? Так что они здесь больше за идею: «Литва от можа до можа», чем за деньги.

– Спасибо, что просветили, Иван Иванович. Значит, станем планировать со всей тщательностью, – только и сумел я из себя выдавить.

– Вы полагаете, что и я взялся бы за это дело просто так, с налета?! – усмехнулся Полушкин. – Милостивый вы наш Алексей Николаевич, если б я мог только с ружьем и саблей, я бы давно очистил весь уезд от каторжного сброда. Даже наше приключение месячной давности было по большому счету пустяковым дельцем. Теперь же нам предстоит своего рода состязание, я бы даже назвал его благородным поединком. Когда мы попытаемся проникнуть туда, куда, по хвастливым уверениям мадам Жульет, посторонним все пути заказаны, супротив нас встанут первые сабли. Взять штурмом это гнездо, оплот ублюдка Понятовского, например, является для меня вопросом чести, но для осуществления такого замысла потребуются полдюжины отставных солдат моей роты и две недели тщательной подготовки, в то время как с Анной может произойти непоправимое. Вполне возможно, что у Жульет есть подельник, следящий за ней, и если он уже несется во весь опор в герцогство, сообщить, что что-то пошло не так, тогда поверьте, все станет бессмысленно.