Алексей Борисов - Срезающий время

– Через полверсты будет поселение, – отвлекая от мрачного зрелища, сообщил мне Полушкин, – вот там, со слов Василь Фомича, удивитесь по-настоящему.

– Что ж там удивительного?

– Паромщики, которые нас так любезно перевезли, – это потомки бывшей когда-то безгербовой шляхты, – стал рассказывать Иван Иванович, – перебравшиеся сюда лет сто назад и принятые под руку какого-то мелкого шляхтича, который вскоре помер и наследников не оставил. В общем, с тех пор тут заправлял не пойми кто, и магнатам по большому счету было наплевать, кто им шлет звонкую монету – бандит или честный шляхтич. В прошлом году, в соответствии с Наполеоновским Кодексом, здесь хотели навести порядок. Место хлебное, но кто-то с кем-то договориться не смог, а может, не захотел.

– И как решили, по чести или по суду? – спросил я.

– Наверно, по суду, – с улыбкой произнес Иван Иванович. – Это раньше спор решала острая сталь. Сейчас дешевле купить нужного стряпчего, чем нанимать добрый отряд.

– Полностью солидарен с вашими словами, Иван Иванович, – кивнув головой, согласился я.

– Заинтересованные лица, – продолжал рассказ поручик, – быстренько нашли отсутствие подтвержденного дворянства у местного помещика и перекроили земельку. Естественно, фамильных документов, кроме писульки, купленной у евреев в Бердичеве, местный новоявленный шляхтич не имел, за что был закован в железо.

– Однако, – удивился я.

– Закон суров, как говорится. Так вот, – Полушкин отмахнулся от назойливого насекомого, – Василь Фомич, который у нас в головном дозоре поводырем, в прошлом году в этих местах с купчишкой бывал и поведал намедни то, о чем местные стараются умолчать.

– Иван Иванович, – произнес я, – весь обратился в слух, уже заинтриговали.

– В ту же ночь паромщики своего главу освободили, оставили весь скарб и покинули насиженное место, забрав с собой только скотину, а чиновника из Варшавы заживо сожги вместе с каретой и охраной. То место мы только проехали. Так что вроде и есть курень: избы, сараи, хлева, ограды – а людей нет.

– Весьма показательно… И что, – спросил я, – с тех пор никто не проявил заинтересованности?

– Думаю, сумели договориться. Вернее, доход поделили поровну, раз провоз с телеги стал рубль, а не полтина, как прежде. – Поручик выдержал паузу и произнес: – Рассказал я эту историю к тому, Алексей Николаевич, чтобы вам стало немного понятно, с кем мы имеем дело. В Варшаве уже позабыли, что чем дальше на восток, тем кровь у людей горячее, и что такое «рокош» [41] В 1537 г. конфедерация шляхты, собравшаяся под Глинянами и предъявившая ультиматум королю Сигизмунду I, получила название «рокош». Позже «рокошем» стали называть войну шляхты против короля. тут помнят с детских лет. И еще, интересующий вас Збышек родом как раз отсюда. Приемный сын того главы, вынужденный после этих событий дезертировать из войска.

Вскоре мы подъехали к поселку. Околица была дивно красива среди той тишины, которая здесь царила. Тут не чувствовалось горя, не слышалась суета жизни, только свободные птицы, щебетавшие без умолку, да густые заросли кустов, буйно разросшиеся и забывшие человеческую руку. Но удивление вызывало не это, а десяток черепов, насаженных как набалдашники на плетень крайнего дома, на одном из которых восседал крупный ворон.

– Иван Иванович, – обратился я, – помните найденные у покойного Арещенкова бумаги?

– Окровавленные? С письмом о получении новой партии ассигнаций в монастыре под Величками и прочей белибердой?

– Да, эти самые.

– Сразу скажу – невыполнимо! – Поручик понизил голос и произнес с сожалением: – Я давно понял, что жизнь без приключений для вас слишком пресна, но, даже несмотря на лихость моих парней, ваши скорострельные револьверы и улучшенные штуцера нам не одолеть охрану за стенами монастыря. Вспомните, в письме сообщается, что в усиление кирасир полковника Мезьо будут направлены егеря пятого полка полковника Курнаковского, у командира которых и следует получить сундук. Вы сами мне это читали. Я даже боюсь представить, сколько там будет народа.

– А не надо представлять, – сказал я, – надо точно знать. А точные данные вычитываются из расчетов самого Арещенкова, который снова взялся обеспечить всю эту кодлу дамами с низкой социальной ответственностью и на обратной стороне письма, не стесняясь, прикидывает, как бы на этом урвать копейку.

– Не понял, какие дамы?

– Из борделя, Иван Иванович.

– Тьфу! Так бы и говорили сразу, что…

– Поручик, – перебил я, – это устойчивое словосочетание, дабы не обидеть представительниц слабого пола. К слову, у покойного были явные задатки коммерсанта. Он надеялся, что соотношение одна к трем устроит все стороны. В прошлый раз обошлось большим составом.

– Обождите, – воскликнул Полушкин и схватился за голову. – Как все просто! Это получается где-то тринадцать-пятнадцать человек… Проклятье! У нас кареты с казной настоящие волкодавы сопровождают, думаю, у французов не хуже. Даже если засаду сообразить, все равно много.

– Для нас, Иван Иванович, но не для Збышека. Если у этого почитателя вольницы пять десятков сабель под рукой, в чем я сомневаюсь, то у него есть хорошие шансы одолеть инкассаторов. Вернее проредить, а дальше в дело вступим мы.

– Допустим, – стал вслух размышлять Полушкин, – мы расскажем Збышеку, что отряд французов везет сундук с деньгами. Он же не знает, что ассигнации фальшивые, и мы ни капельки не соврем.

– Все верно, Иван Иванович, – подтвердил я.

– В таком случае я знаю, как найти Збышека. Василь Фомич! – Полушкин высунулся из ландо. – Распряги-ка, братец, лошадок, да айда со мной к переправе.

Поручик вернулся спустя пару часов, немного пьяным, но с довольным выражением на лице и юношей жуликоватого вида, назвавший себя Яныком, который и обязался показать дорогу к Збышеку. А утром, дабы проводник оставался в неведенье, нам пришлось разделиться и менять маршрут.

Казалось, что наши люди не знали усталости, и восемьдесят с хвостиком верст за один день мы стали воспринимать как само собой разумеющиеся. Пять суток! Пять чертовых суток постоянного движения с короткими перерывами и сменой лошадей, где только возможно и по любым ценам. Однако справились.

Еще вчера мы пробирались под моросью, в наступающей темноте через поле высокой ржи или ячменя, в сторону монастыря. Смоченные дождем колосья буквально обвивали нас, стараясь задержать хоть на мгновенье и не выпустить на еле заметную под мутным светом луны узкую тропинку. Нам оставалось утешать себя только тем, что кошмарная дорога когда-нибудь кончится, как и эта необозримая равнина колосьев, волнующаяся как море. Наконец, стены монастыря, которые я уже начал потихоньку проклинать, показались на горизонте.