Алексей Борисов - Срезающий время

Мажордом и в преклонных годах мужчина с военной выправкой и грацией фехтмейстера расположились возле бронзовых фигур, за ними тянулось по ряду слуг, размещенных в соответствии со сроком службы и с возрастом.

Когда граф вошел в столовую, все семейство находилось на возвышении, возле массивных стульев и ждало момента, когда глава разрешит присесть. Слуги также стояли молча – каждый у своего места.

– Мой дорогой гость, – любезно обратился ко мне хозяин, – позвольте мне представить вам моего достойного духовного наставника отца Жюля, моего сына Александра, лейтенанта флота его величества, и, наконец, мадмуазель Полину, мою дочь… А теперь, отец Жюль, прочтите молитву, чтобы мы могли сесть за стол.

Священник повиновался, каждый сел на свое место, и приступили к ужину. Это был настоящий бретонский стол из классических народных блюд без всяких выкрутасов с добавлением жареной оленины и болотных птиц, добытых этим утром. Вообще все было просто, приготовлено отлично и подано безукоризненно – граф имел превосходного повара, готового состязаться с непревзойденным Каремом [56] Мари-Антуан Карем, на момент описываемых событий личный повар Талейрана, известный как архитектор-кондитер. Имел прозвище «повар королей и король поваров». Служил у Георга IV, Александра I, Франца II. и, несомненно, этим гордился. Восседавшие за столом накинулись на еду как пираньи серрасальмины на пухлую путешественницу, решившую сфотографироваться в мутных водах Амазонки. Первые пять минут ели молча, отчего был слышен только металлический лязг вилок, ложек и ножей, как будто на поле стола сошлись две фаланги гоплитов. И как только граф промокнул губы салфеткой, послышались первые слова.

– Это блюдо как нельзя лучше подходит для моих старых зубов, – произнес хозяин стола.

– Удачное сочетание корочки с нежнейшей начинкой, – добавил священник. – А как прекрасно оттеняет вкус птичьей грудки это вино с западного склона.

– Так вы оценили мой трофей? – радостно воскликнул Александр.

– А мне хотелось бы отметить, – сказал я, – что опята, притаившиеся в тонком слоеном тесте, не только свежи и упруги, но и сохранили запах леса.

– Это виноваты веточки хвои на блюде, – пояснила мне Полина.

Граф повернулся к сыну.

– Об этом ужине ты часто станешь вспоминать за столом у Декреса, – проговорил он, делая глоток вина. – Трапеза достойно украсит воспоминания о короткой побывке дома.

– Когда придется есть чечевичную кашу и сельдерей, я буду вспоминать о запеченных куликах с особым удовольствием, отец, – ответил Александр. – У герцога больной желудок, если ты не знал.

– Знаю, поэтому и заостряю внимание.

Разговор, который шел вяло в начале ужина, мало-помалу оживился после моего рассказа о путешествии через всю Францию и сделался общим, когда подали десерт: сдобную выпечку, ликеры и легкие вина. Во Франции, как и в России, между основными блюдами было принято не вести длинных речей за столом, а лишь перебрасываться короткими фразами, умными и острыми. Однако все изменялось после подачи сладкого. Вычурные эпиграммы уступали место обстоятельным разговорам, если такие зарождались. Слуги исчезли, только мажордом и мужчина с военной выправкой по милостивому знаку графа остались на своих местах.

– Сын мой, – ставя кубок на стол, произнес граф, – в конце весны ты был в столице, неужели все так плохо, как описал нам наш гость?

– Я бы не был так категоричен, – ответил виконт. – В Париже по-прежнему весело. Мольен [57] Министр финансов Франции. как обычно плачется, но, несмотря на стоны о разрухе в казне, регулярно дает балы. Даже известный скептик, министр де'Монталиве, рапортовал о небывалом подъеме сельского хозяйства, а то, что некоторым не повезло… стоит ли на их примере создавать общую картину упадка? Империя успешно воюет, и народ верит своему императору.

– Значит, все хорошо? А знаешь ли, сын, какой самый надежный способ избежать долголетия? Перечить властителю. И мне кажется, что Мольен и граф де'Монталиве [58] Министр внутренних дел Франции в 1810 году. надеются прожить как можно дольше. Кстати, во сколько сейчас обходится хлеб парижанам?

– Если старыми деньгами [59] Двенадцатеричная монетная система до реформы 15 августа 1795 года имела основную расчетную единицу ливр. 3 денье = 1 лиар; 4 лиара = 1 су (соль); 20 су (солей) = 1 ливр; 6 ливров = 1 экю; 4 экю = 1 луидор. После реформы ливр был заменен франком, состоящим из 10 десимов или 100 сантимов. Для франка устанавливают содержание чистого золота (около 0.29 грамма) и чистого серебра (4.5 грамма), очень близкое к золотому и серебряному содержанию ливра в старых монетах. , то тринадцать су, отец.

– Вот! – назидательно подняв указательный палец, произнес граф. – Целых тринадцать су. Это означает, что не каждый горожанин может позволить себе простую булку.

– Извини, папа, – к разговору подключилась Полина, – в Париже всегда хлеб стоил дороже, чем у нас, но и парижане имеют несравненно более высокий достаток.

– Кто бы сомневался? – съязвил граф. – Только за чей счет достаток? Они давно уже соки из нас пьют. Эти чудовищные поборы, внеочередные рекрутские наборы… А что взамен? Наш парламент распустили и посадили туда своего судью! Наш язык под запретом! На наши устои наплевали! Этого ли хотели наши предки?

– На все воля Господа, – тихо произнес священник.

– И чудотворную статую святой Анны тоже по Его воле сожгли? – гневно произнес граф. – А ваш монастырь кармелитов?

– Папа, твой гость скучает, – произнесла Полина, снимая градус напряжения в беседе. – Давайте поговорим о чем-нибудь приятном.

Полина изобразила теплую улыбку:

– Здесь довольно прохладно, не находите? Скажите, а вы играете в шахматы?

– Меня считают сильным игроком, по крайней мере, по ту сторону океана, – ответил я.

– Как учила меня моя мама: доверяй, но проверяй.

– Ваша мама, несомненно, очень мудрая женщина, – констатировал я.

Граф сделал вид, будто не услышал наш диалог, потом покачал головой и неожиданно рассмеялся:

– К сожалению, приятного в моих словах будет мало, – с ухмылкой произнес граф. – Я не зря интересовался, сколько стоит хлеб. На будущий год наши мужчины останутся без вина, наши дамы без шелка и кружев, а мы без замка. Это и есть то известие, о котором я говорил перед ужином. Брюссельский банк продал наши векселя.

– Уж не вашему ли дорогому гостю, отец? – подозрительно посмотрев на меня, произнес виконт [60] (Le vicomte) Дословно это вице-граф. Кроме обычных графов (Le comte) существовал титул, который учитывая правила майората, носили младшие сыновья маркизов и графов, а также их потомки. .

– Да. И я благодарю господа, что ему, а не какому-нибудь мерзавцу, вроде Лафита [61] С 1810 по 1811 год Жак Лафит был президентом Торгово-промышленной палаты. Одновременно являлся членом правления банка Франции. . Посему наш дорогой гость останется, а мы поговорим по-семейному.