Максим Дынин - Голод и тьма

Погода была практически идеальная – было тепло, но не слишком жарко. Дороги были сухими, что позволяло нам проходить по сорок-пятьдесят километров в день, и двадцать четвёртого августа – четырнадцатого по местному календарю – около шести часов вечера мы прибыли в Новый Торг. Впервые за всю дорогу на станции не оказалось свежих лошадей, но их, увидев грозную бумагу от государя, клятвенно пообещали на следующее утро. И мы решили передохнуть, сходить в баню, а заодно и постираться – баня предоставляла такую услугу за весьма умеренную плату.

После того, как у меня в университете постирался кошелёк с деньгами и документами, я всегда проверяю карманы перед стиркой. И в кармане куртки я обнаружил записку, на которой были изображены две восьмиконечные звезды, так, как их рисуют инки. Внутри были написаны лишь четыре слова: "Ты прости меня, прощай…"

Вообще на Руси пили намного меньше, чем в той же Швеции, Дании, Испании либо заморских владениях Португалии. Про другие страны я ничего сказать не могу – не бывал – но подозреваю, что и там всё абсолютно так же. Впрочем, алкоголь достать было можно и на Руси.

Пью я мало, а напиваться не люблю от слова вообще. Но сегодня, после той записки, было так погано на душе, что я решил сделать разок исключение. Главная банщица – та самая дама эпических пропорций, которая некогда уединялась с Густавом, что меня тогда весьма позабавило – предложила на выбор хмельной мёд или пиво; более крепких напитков у неё не оказалось. Пришлось довольствоваться мёдом; сначала он лился в горло, как вода, а что было потом, не помню.

Проснулся я в светелке на мягкой пуховой перине; увы, между мною и свободой оказалась та самая главная банщица, а её рука и нога – весьма мускулистые, и практически без грамма жира – лежали на мне. Да, подумал я, зря я тогда потешался над бедным шведом… В детали вдаваться не буду, но уйти мне получилось далеко не сразу; и когда я робко осведомился, сколько я ей должен, она с улыбкой ответила, что я ей уже дал более чем достаточно; я так и не понял, имела ли она в виду деньги либо что-то иное, или, вполне вероятно, и то и другое. Единственным плюсом сего неожиданного и нежеланного приключения был весьма вкусный и необыкновенно обильный завтрак. Но когда я наконец вышел оттуда, оказалось, что меня уже давно все ждали. Никто мне ничего, конечно, не сказал, но ухмылки на некоторых физиономиях были весьма красноречивы. Лишь Тимофей Богданович посмотрел на меня с сочувствием и шепнул мне на ухо: "Княже, с кем не бывает…"

После этого, до Москвы я не пил вообще. Вообще поразительно – сам же хотел расстаться с Эсмеральдой, а вот те на, достаточно ей было проявить инициативу, и я бросился во все тяжкие от огорчения, и теперь приходилось платить по счетам. Сначала я промучался с похмельем, а потом в интимной области началось жжение. Как назло, ни одного медика в поезде не было, и я промучался до Москвы.

Двадцать девятого августа мы прибыли на Никольскую. Объявив отдых для новоприбывших, сам я отправился к одному из фельдшеров, Ване Иванишину – единственному фельдшеру-медику мужского пола, находившемуся в данный момент на Никольской. К девушкам я с такой болезнью пойти не мог, иначе я бы попросту сгорел от стыда.

– Гусарский насморк, – усмехнулся тот. – Пропишу-ка я тебе антибиотики. Вот только алкоголя в это время пить нельзя вообще.

Меня это, с одной стороны, обрадовало, если учесть, что именно из-за "зелёного змия" я и подцепил эту гадость. С другой же стороны, что мне делать, если мне придётся встретиться с государем либо с другой важной персоной? Подумав, я решил, что завтра же отправлюсь в Измайлово и проведу недельку там, вдали от подобных искушений. Кроме того, срочно нужно связаться с Густавом и, если нужно, передать и ему лекарство – у нашего посольства была с собой аптечка.

Но человек, как известно, предполагает, а Господь располагает. Не успел я выйти от фельдшера, как в дверь настойчиво постучали.

– Лёха, тут по твою душу человек от царя, – услышал я голос Саши Сикоева.

Молодой рында торжественно объявил мне, что государь желает меня видеть прямо сейчас, и что за мной прислали возок. И добавил, что царь желает, чтобы я прихватил с собой Тимофея Богдановича.

К счастью, тот ещё не успел уехать в родительский дом, и мы отправились в Кремль, где рында у входа в малую трапезную передал нас с рук на руки человеку, весьма похожему на царя. Я поклонился, а тот небрежно кивнул и сказал, глядя на меня с некоторым подозрением:

– Так вот ты какой, князь Алексей Иванович. А я Семён Никитич Годунов, родич государев. Здравствуй и ты, Тимофей. Подожди пока здесь, скоро тебя государь позовёт. А ты заходи, – и он сделал знак рындам, которые внимательно следили за мной.

Посадили меня подальше от Бориса. Стол уже был накрыт, и слуги положили мне на тарелку кушаний и налили вина в кубок. Да, подумал я, хорошо, что я не начал пить антибиотик… Царь же посмотрел на меня и сказал:

– Ну что ж, Алексей, рассказывай, почто ты так припозднился.

Я рассказал ему про то, что уже было сделано на Неве и в Кронштадте. Затем протянул ему бумаги от Столарма. К моему удивлению, царь бегло их прочитал, посмотрел на меня, и сказал:

– Так что со шведами?

– Вся река Нарова наша, от Сыренца до Усть-Нарвы.

– И сама Нарва?

– Да, и крепость, и замок. А сейчас там князь Хованский с полком. Да и мои ребята.

– А много людей полегло?

– Из наших – ни одного.

– А не брешешь? – насмешливо произнёс Семён.

– Семёне, Алексей, сколько я его знаю, ни разу не соврал, – посмотрел на него Борис. Впрочем, и сам Семён смотрел на меня намного дружелюбнее, чем в начале.

Я рассказал немного про то, как именно мы это сделали. И про Ивана Пушкина и его полк, про то, как они стойко держались в Ивангороде. Борис задумался, а потом сказал:

– Верную службу ты мне сослужил, княже. Что хочешь за неё?

– Прошу тебя дать мне Ивана Пушкина и Дмитрия Пожарского для нашего войска в Измайлово, государю. Добрые воины – про Пушкина я сам знаю, а за Пожарского Хованский просил.

– Добро, – решил Борис. – А для себя ничего не хочешь?

– Ещё титул какой-нибудь для Виталия Дмитриева.

– Титул? Княжеское достоинство, что ли? Добро, быть ему князем Наровским. А ты-то что желаешь?

Я потупился, а Борис засмеялся:

– Нет, Алексею, без награды не останешься. Придумаю я.

– Благодарю тебя, государю, но у меня всё есть.

– А у меня к тебе ещё просьба есть. Фёдора я хочу к тебе в Измайлово отправить, пусть будет и в науках силён, и военное дело постигнет. Ведь потребно государю знать, как войны вести.

– Добро, государю.

– И ещё. Ксения моя просила, чтобы её тоже наукам учили. Ты говорил, что у тебя девки есть, какие науку знают.