Сергей Зеленин - Под прикрытием

– Прошлой осенью, будучи в гостях у одного ОЧЕНЬ(!!!) обаятельного человека – тоже одного талантливого «художника» встречал: за пять минут буквально – любой документ так «нарисует», от настоящего не отличишь.

– ХАХАХА!!!

Громче всех смеялся сам Якунин.

Сдвинули столики, подозвали официанток и, понеслась «звезда» по кочкам!

Как обычно при таких «мероприятиях», разговор бурно и сумбурно шёл ни об чём и, в то же время – обо всём сразу. Само собой – без «политики» никак, хорошо ещё футбол не так популярен!

Георгий Якулов пытался донести до новичков – делая особый акцент на самом старшем из них (то есть на мне), саму идею имажинизма:

– Серафим, ты пойми: революция необходима народам – но художникам она необходима вдвойне! До революции мы были скованны уставами и устоями, теперь и краски наши – кроме специфического запаха, приобрели запах свободы… Это запах тающего снега и еще не распустившихся цветов!

«Делать вам больше не фиг, – думаю, – как всякой фигнёй заниматься».

– Да, – отвечаю с самым серьёзным видом, – краски и запахи связаны прочно – хотя никто не видит незримых тех вервий, которые их скрепляют.

Есенин рассказывал (думаю, уже не в первый раз) случай произошедший с ним во время европейского турне:

– Перед отъездом в Германию, зашли мы с Айседорой в «Шахерезаду». Сели за столик с большим абажуром, сделали заказ… Вдруг официант наполняя нам бокалы, тихо мне говорит: «Вот, господин Есенин, я флигель-адъютант свиты Его Императорского Величества – такой-то, а теперь наливаю Вам шампанское». А я ему: «Работай и меньше разговаривай, холуй!».

– ХАХАХА!!!

Бдительно слежу за своими: Лиза практически не пьёт – хотя Есенин собственной рукой ей не успевает подливать, а Миша пьёт наравне со взрослыми – но в отличии от них не пьянеет. Как-то ещё во времена нашего с ним знакомства, он признался – что «по молодости», как-то перебрал медицинского спирту:

– Чуть не сдох тогда, да ещё мой «père» – чуть не прибил, но с тех пор всё, что градусом ниже 96-ти – для меня как вода.

Да! Пришлось ребёнку «хлебнуть» – в том числе и буквально.

– Повезло тебе, значит – «крысиная» печень досталась.

Кстати, ещё «там» слышал про один такой – почти аналогичный случай: в семье хронических алкоголиков любящий дедушка специально вусмерть напоил младшего внука (лет двенадцати, если не изменяет память), а потом – когда тот был с «бодуна», устроил ему же хорошенькую взбучку. Из всех пяти отпрысков той семейки, этот единственный – вырос, стал человеком и дожил до весьма почтенных лет. Остальные – «сгорели» от водки, подохли от ножа в подворотне или от тубика на зоне.

Правда это или просто байка из так называемых «городских легенд» – не знаю, врать не буду.

Меня тоже, считая «кавалером» Лизы, пытались напоить – чтоб так сказать «нейтрализовать конкурента». САМ(!!!) Сергей Есенин наливал мне водки и спрашивал с явно не поэтической угрозой в голосе:

– Почему Вы не пьёте, Серафим? Может, Вам не нравится наша компания?

Все «отцы-основатели» замолчали и обернувшись уставились на меня – мол, что скажешь – без пяти минут терпила?

Зная буйный, задиристый и взбаломошный есенинский нрав – в открытую и, с гордостью называющего себя «хулиганом» – в серьёзности своего положения я не сомневался. И, стали появляться у меня крайне заманчивые идейки, типа:

«Всамделишному барону я уже морду бил – ничего оказывается сложного… А если и всенародно любимому поэту – попробовать в грызло заехать, да в роговой отсек зарядить? Интересно, войдёт ли этот случай в анналы истории и начертят ли моё имя на её скрижалях?».

Прикидываю варианты – сравнивая наши с ним возможности: телосложением мы с ни одинаковы, рост и вес – почти один и тот же. Однако, за мной молодость, жизненный опыт и хорошая физическая форма, а поэт-хулиган – изнемождён годами и водкой, развращён тупыми бабами и дезинформирован собственной безнаказанностью.

Я по-любасу начищу Есенину рыло!

Крайне соблазнительно было, конечно – как на духу каюсь… Однако, здраво решив, что слава Герострата мне не к чему, я сперва продекламировал самого Есенина:

Затем, вежливо ответил весьма польщённому собеседнику и его друганам:

– Мне очень нравится ваша замечательная компания! Но ещё в 1918 году, я дал клятву – до самой победы Мировой революции не употреблять спиртного… Так что, прошу меня извинить, друзья – ничего личного!

Моё заявление произвело такое ошеломляющее впечатление, что минут пять все потрясённо молчали и, даже румыны в вышиванках на эстраде – как будто услышав мои слова, скрипками заскулили что-то невыносимо грустное…

Больше на эту тему ни у кого вопросов не было, а Яков Блюмкин пожал мне руки и с великим пафосом произнёс, тряхнув козлино-троцкисткой бородкой:

– Я с тобой товарищ! Вот только сегодня последний раз напьюсь – а с завтрашнего дня…

– Тогда уж лучше с понедельника, Яша, – ржу не могу, – все серьёзные дела надо начинать с понедельника!

– Думаешь? Хорошо, я даю обет – с понедельника больше не пить.

Чуть под стол не уполз от угара – честное слово!

Чуть позже улучив момент, Есенин, подсев ко мне спросил:

– Извини, Серафим… Тут такое дело… Я вот не пойму: Лиза – твоя девушка?

Вдумчиво жую что-то из французской кухни, анализируя свои – возникшие при этом вопросе ощущения:

«Что это? Никак, укол ревности?! Под плинтус, под плинтус её!».

Не спеша прожевав и проглотив, спокойно отвечаю:

– Елизавета – современная девушка и считает, что быть «чьей-нибудь девушкой» – это мещанство. Она свободна.

Приобняв за плечи, тот покровительственно похлопал меня по спине:

– Ну, тогда я у тебя её уведу – влюблён понимаешь, без памяти… Без обиды, ладно?

Ответно, хлопаю Есенина по плечу:

– Какие обиды между друзьями? Всё пучком, братка!

Чуть позже разберёмся – кто у кого и, что именно «уведёт».

Центром внимания, выдать по укоренившейся привычке, пытался быть Яков Блюмкин, рассказывая о своих похождениях на Украине во времена Гражданской войны. Найдя в нашей компании «свежие» уши, он тёр в них – как его как-то поймали петлюровцы и «поставили к стенке»:

– …Ожидая расстрела, я прямо перед строем галицийских стрелков запел «Интернационал».

– И, что было дальше? – с явным глумливым стэбом в глазах и интонации, поинтересовался Михаил.

Я, незаметно пнул его под столом ногой и сделал на краткий миг зверское лицо.

Не задумываясь ни на миг, Блюмкин уверенно отвечает:

– Прискакали будёновцы и спасли нас.