Сергей Зеленин - Под прикрытием

Обалдевшая публика, не зная как реагировать на такое «искусство» – замерла, не решаясь даже пошевелиться и вопросительно уставилась на «ложу» с «отцами-основателями».

Лиза взяла за руку обалдевшего Есенина и, премило улыбнувшись, что-то шепнула тому «на ушко». Тот, как будто препарированная лягушечья лапка – под действием электрического разряда, встрепенулся и с немалым пафосом возгласил:

– Это – новое слово в поэзии, свежая струя в имажинизме! Друзья! Поприветствуем в нашем братстве Серафима Свешникова! Ура!

– УРА!!!

Грянули, оглушительные овации. Из зала на эстраду полезли обниматься-целоваться экзальтированные дамы – кто-то из толпы даже чуть штаны с меня не стащил… На какой-то миг почувствовал себя частью это мира – мира творческой богемы и, вы знаете – мне понравилось. Понравилось быть знаменитым, узнаваемым…

Любимым, в конце концов!

Само собой разумеется, больше всех лез, обнимался и целовался – обслюнявив смывая помаду и исколов всю рожу своей убоищной бородёнкой, сам «главный герой произведения» – злостный террорист Яков Блюмкин. Возможно и, мотню – это он мне расстегнул, начинаю подозревать:

– Яков! Да пойдите Вы к чёрту, в конце-концов! Если тотчас не отвалите от меня, я такое про Вас сочиню – родная мама в Одессу больше не пустит и даже куска мацы на дорогу не даст.

Правда, вскоре пришлось испытать на себе, что «мирская слава – как дым»: на следующей день про меня никто и не вспомнил…

Да и, не очень то надо было!

Но это я несколько опережаю события – а сейчас они в самом разгаре.

Господь сподобил, видать и, петь-читать-танцевать рэп меня больше не заставляли – одного раза хватило, больше не решились рисковать своей психикой. А что ещё вероятней: поэты-основатели просто приревновали к моей – вспыхнувшей ярчайшей звездой на небосклоне имажинизма, славе.

ХАХАХА!!!

Так что, застолье продолжилось – хотя и в несколько увеличившимся составе: две особы из зала прочно «прилипли» ко мне, плюс ещё столько есенинских друзей – сколько за наши два столика, впритык влезло.

Одна из «особ» тут же довольно уютно устроилась на моих коленях, другая – которой близ моих гениталей «места» не досталось, проанализировав обстановку переключилась на Мишку – с которым у неё завязался очень содержательный разговор о сортах кокаина и способах его употребления – от простой «дорожки» до «балтийского чая». Мишка оказался всеведущим «докой-теоретиком» в подобных делах – хотя, как мне достоверно известно – лично эту дрянь он не употреблял.

Моя «прилипала» зудела под ухо что-то про высокое искусство любви, я ей «на автомате» что-то отвечал про 96 поз в «Кама сутре», а сам прикидывал неплохую перспективу:

«Если с прогрессорством в России не обломится – стану всемирно известным поэтом… Хотя нет! Лучше сбежим с Мишкой в Колумбию, создадим свой картель и станем наркобаронами. Ему-то ваще раз плюнуть – только «нарк» спереди к собственному дворянскому «званию» прилепить… Хахаха!».

Вдруг «моя», недовольно прошипела:

– Явилась упыриха на свежую кровь! Чувствует её, что ли?!

Смотрю, подходит какая-то невысокого роста женщина – показавшаяся мне в первый момент маленькой девочкой Дюймовочкой, в сопровождении двух спутников… Судя по последнему писку европейской моды – которым они «прикинуты», это или сверхпреуспевающие нэпманы или сверхпроворовавшиеся «ответственные работники».

Совслужащие – советские чиновники, то есть.

Немного не в меру суетливого кипеша – неизбежного после появления в компании новых лиц и, Сергей Есенин с немалым апломбом представляет меня даме:

– Лиля, познакомься: это начинающий – но ОЧЕНЬ(!!!) талантливый поэт Серафим Свешников…

Она глянула на меня своими огромными глазищами, враз перестав казаться мне «Дюймовочкой»… Наоборот, это я – как «Мальчик-с-пальчик», потерялся и потонул в них.

– …Серафим! Это – Лиля Брик, «муза» Владимира Маяковского, – в есенинском голосе явно прозвучала ревность, – слышал про такого?

Особо не вникал, но кажется они – если не открыто враждуют, то не особенно-то дружат. Поэтому, «включаю» тупого провинциала:

– Да, вроде болтали про какого-то Маяковского в поезде, пока я на верхней полке спал.

– Хахаха!

Кто-то за столом, под всеобщий смех сказал:

– Маяковский так любит Лилю Брик, что ласково называет её «бричкой».

– Это неверно, – спокойно и с достоинством парировала та, – Владимир называет меня «Кошечка» или просто «Киса»…

«Как Воробьянинова, – непроизвольно подумалось, – а где же сам Маяковский, то? Эти двое «мажоров» явно, даже ростом до него не дотягивают…».

Как будто прочитав мысли, та представила сперва высокого, на вид – сорокалетнего мужчину, во взгляде которого легко читалось обладание деньгами, влиянием и властью:

– Разрешите представить моих спутников: Александр Краснощеков…

Ах вот ты какой оказывается, «северный олень»!

Прям, на уровне осязания чувствуется, как мал и тесен наш «шарик»: это именно тот пламенный революционер, «железный» нарком и крупнейший советский коррупционер – на которого я «натравил» Ксавера. Будь происходящее годом ранее, я возможно и сам бы замутил бы с ним какую-нибудь финансовую «пирамиду-многоходовочку», но ныне – увы… Его «Промбанк» лишили государственных вливаний, а самого очень скоро арестуют и впаяют на первый раз шесть лет.

«На второй раз» – в достопамятном 1937 году, его просто шлёпнут – ни за что, ни про что.

А может, что тоже не исключено – я просто чего-то не знаю.

Следующим был какой-то, даже на вид – ушлый и мутный тип, которого Лиля представила как:

– Илья Соломонович Соловейчик. Он может достать всё – в любое время дня и ночи…

Тот, как паук из липкой паутины протягивает мне волосатую лапку и пожимая мою руку, пытливо заглянул в глаза:

– У Вас будет ко мне какая-то просьба, Серафим? Может, у «начинающего талантливого поэта» есть какие-то проблемы?

– Огромное спасибо, конечно, но свои проблемы я решаю сам.

С московским жульём – пусть Ксавер сам дела ведёт, ну их к чёрту!

Мои «прилипалы» и женщина-вамп оказались давними знакомыми. Любительница оттопыриться «коксом», оставив Мишку скучать в мужской компании, спрашивает Лилю:

– Как отдохнули на Фризских островах, дорогая?

– Ах, этот Нордерней – дыра дырой, – явно жеманясь отвечает та, – одним словом – немецкий курорт…