Владимир Тимофеев - Три кварка (1982-2012)

— В школе, где же ещё. У нас в школе черчение неплохо преподавали. Плюс родители инженеры. Плюс в городских олимпиадах по предмету участвовал…

— И какое место на них занимал? — тут же задаёт вопрос Лена.

— Ну-у, какое-какое. Первое, — «скромно» сообщаю я ей и продолжаю «хвастаться». — Меня вообще регулярно на разные олимпиады пихали. По физике, математике, химии, русскому языку. По математике даже до всероссийской зональной добрался.

— И как?

— В пятёрку вошёл.

— А почему не выиграл?

Отшучиваюсь:

— Мозгов не хватило.

Лена смеётся, а затем начинает рассказывать про себя. За пять минут я узнаю, что в детстве она боялась собак, а теперь не боится. Что одна её бабушка живёт в Рязани, а другая — в Тамбове. Что тамбовский дедушка погиб на войне, а рязанский умер два года назад перед Олимпиадой. Что родители её в июле уехали на полгода в Монголию в экспедицию и сейчас Лена живёт в квартире одна и ей это очень нравится. Рассказывает, что на море она была только один раз, в одиннадцать лет, в Евпатории, но плавать так и не научилась. Что ни сестёр, ни братьев у неё нет, и это, наверное, плохо…

— Всё. Готово, — прерываю я её монолог и снимаю с рабочего чертежа кальку, испещрённую карандашными линиями и значками. — Теперь надо просто всё обвести и проставить отметки.

— Ой! А у меня рейсфедер сломался, — внезапно огорчается Лена и смотрит на меня с робкой надеждой. Типа, может, я опять что-нибудь придумаю.

И я конечно придумываю:

— А зачем нам рейсфедер? Мы ручкой всё обведём.

— А разве можно? — сомневается красавица в свитере.

— Можно. Это же не проект, обычная исполнительная.

— Точно, — соглашается Лена, находит на столе чёрную шариковую ручку и начинает старательно обводить выполненный мной чертёж. Я же тем временем отрываю от рулона ещё один кусок кальки, пересаживаюсь на противоположную сторону и начинаю вырисовывать второй экземпляр исполнительной схемы. Помню, что их должно быть, как минимум, две, а ксерокса под рукой нет, хочешь не хочешь, надо чертить всё по новой. Причём, тем же макаром, с помощью остро заточенного карандаша, линейки и ластика.

Пока черчу, градус в помещении достигает, наконец, нужной величины.

Скидываю с себя ветровку. Лена невольно поднимает глаза, потом опускает, потом делает вид, что всецело поглощена работой, потом опять бросает на меня как бы случайный взгляд…

«Ну-ну. Будто не знаю, что ты меня сейчас тоже оцениваешь. Теперь уже внешне. В смысле, подходит тебе, как женщине, этот пацан или ну его к лешему, другие найдутся, получше».

Что ж, культуристом меня назвать трудно, бицепсы шарами не перекатываются, однако и не хлюпик какой, есть, что даме продемонстрировать — футболка тесная, рукава короткие, мускулатура… мускулатура в порядке. Не мальчик, как говорится, но муж. Чувствую, результатом «осмотра» Лена довольна. Тест на внешние данные пройден.

Спустя ещё две минуты она тоже — решается.

— Жарко здесь, — констатирует дама моего сердца, снимает очки и стягивает с себя свитер.

«Ё-моё! Вот это да!»

Под свитером у неё тоже футболка. Как и у меня, только без рукавов, и декольте такое, что…

— Андрей. Ты на меня так смотришь, как будто я голая, — смущается Лена, поправляя задравшийся «топик».

Судорожно сглатываю. Облизываю пересохшие губы.

— Прости, Лен, но на красивую девушку иначе смотреть нельзя.

— А я… красивая? — Лена опускает глаза и ждёт моего ответа.

— Очень, — отвечаю я.

И это чистая правда…

Какое-то время мы пытаемся делать вид, что работаем. А между тем — перевариваем полученную информацию. И заново оцениваем друг друга, каждый — со своей колокольни.

— У меня всё, — заявляет, наконец, Лена.

— У меня тоже. Почти.

Она отодвигает в сторону свой экземпляр и пересаживается ко мне. Типа, проверить второй черновик, а потом довести его до «кондиции».

— У-у-у! Да ты уже всё обвёл. Мне только отметки поставить и расписаться.

— Ну, дык, — довольно усмехаюсь я и указываю глазами на ручку с линейкой, валяющиеся на другой половине стола. Лена бросает на меня странный взгляд, тянется за «чертёжными принадлежностями» и… вытягивается так, что кажется — ещё чуть-чуть, и она попросту выскользнет или даже выпрыгнет из своих тесных джинсов.

Внутренний голос буквально вопит: «Ну что ты телишься, дурень?! Действуй! Не спи! Хватай её и вперёд!» Соглашаюсь с ним на все сто, однако сделать ничего не могу. Поскольку плющит меня совершенно конкретно. Словно в ступор какой-то впадаю. Трясусь от страха, будто всё это — первый раз в жизни, кому рассказать — не поверят…

Лена же добирается, наконец, до ручки, потом зачем-то перемещает чертёж на середину стола, забирается с ногами на лавку и, приняв «коленно-локтевую» позу, начинает медленно вырисовывать отметки на кальке. «Ёшкин кот! Не пойму, кто тут кого соблазняет. Я — её или уже она — меня!?»

Тем не менее, продолжаю тупо сидеть и, пуская слюну, во все глаза пялиться на изгибы роскошного тела, обтянутые джинсо́й округлости, гладкую кожу, «выглядывающую» из-под короткого топика. И ничего, абсолютно ничего при этом не предпринимаю. Прямо как тот баран из анекдота, который «всё щиплет и щиплет траву… потому что баран». Видимо, какой-то тумблер в моей голове неправильно переключился. Или условный рефлекс подвёл: мол, пока основная работа не выполнена — никаких развлечений.

Спустя пять или семь минут Лена заканчивает «рисовать» и возвращается в «нормальное» положение. По её лицу вижу — разочарована. Причём, явно. Досадует на своего тормознутого ухажёра. Такой шанс упустил. Придурок!

Сидим рядом. Молчим. На готовый чертёж смотрим, как пионеры на стенгазету. «Ну всё, блин! Приплыли!» Что дальше делать — ума не приложу. Сетую на себя за тупизм, ищу повод. Причину, чтобы всё исправить и всё изменить, пока есть возможность. Пока нас ещ тянет другу к другу, пока мы не разбежались ещё в разные стороны, пока порох в пороховницах не отсырел, пока…

У Лены, похоже, те же самые мысли и, как ни странно, именно она первой находит решение этой дурацкой проблемы. Опять тянется через весь стол, выуживает из стопки бумаг «Общий журнал работ» и с заговорщицким видом поворачивается ко мне:

— Андрей, а давай мы пошутим над Петром Петровичем.

— Это как?

— А вот так, — она раскрывает журнал на последней записи и хитро прищуривается. — Мы сейчас в графе авторского надзора напишем ему от имени ГИПа что-нибудь пакостное.

— А что конкретно? — включаюсь я в предложенную игру.

— Ну-у, например… Петрович, ты — балбес.

Лена глядит на меня. Ждёт.

Что ж, понятно. Понятно, чего она ждёт от меня и что я сейчас должен сделать.

Мягко отнимаю журнал. Качаю осуждающе головой: