Владимир Аренев - Ведьмачьи легенды

И вдруг Родриго Двухголосый прошептал дрожащим голосом:

– Дети! Мальчики мои! Что же было не так? Луис! Доминго!

Он бросился к ним прежде, чем его успели остановить. Присел перед ними на корточки, бережно взял за руки. Заглядывал в глаза с отчаянной надеждой.

– Ведь я заботился о вас! Всё самое лучшее!.. Я, конечно, не мог заменить Коринну, мать есть мать, и отца вашего тоже я не мог заменить, но, детки, ведь никого другого… – Он издал горлом сдавленный, одинокий звук.

Орёл и Ягуар глядели на Родриго с испугом.

– Вот же чёрт, – тихо сказал Тередо. – Вот же!..

– Не переубеждайте его, – так же тихо произнёс Ренни. – Лучше всего соглашаться, а после… там видно будет.

– Но теперь-то, – спросил Родриго, – теперь-то вы вернётесь? Я… я обещаю…

– Мы…

– Конечно, они вернутся!

Все оглянулись, многие с удивлением. У входа в «дом» стояла Мойра.

– Они вернутся. – Девушка подошла к ведьмаку и Петеру. – Верно, Петер?

– Не знаю. Может быть. Не знаю. Почему ты сбежала?! Почему… – Он осёкся и как будто впервые посмотрел на Ягуара с Орлом.

– Хватит, Петер. Какой бы долгой ни была игра, каким бы захватывающим – приключение, рано или поздно всему приходит конец. Пора прекратить всё это.

Клинок медленно отодвинулся от ведьмачьей спины.

– Хватит? Просто прекратить? Сложить игрушки, вернуться домой? Отдохнуть. Звучит, по-моему, здорово.

Он опустился на землю. Бледное мёртвое лицо буквально светилось во тьме.

– Только, знаешь, есть одна загвоздка. Мне некуда возвращаться. Я даже не могу вспомнить, как выглядел мой дом, какие лица были у мамы и папы. Вон стоит мой старший брат, который украл всё это у меня. Который, как трус, полжизни прятался и убегал. Который нанимал убийц, чтобы избавиться от меня. А теперь приехал сюда с вами со всеми, и вы защищаете вора, вы все защищаете вора! Хотите забрать моих друзей? Забирайте! Мои трофеи из сокровищницы? Да пожалуйста, я ещё добуду! Но, – сказал он тихо, – сперва я получу назад своё. И лучше никому из вас не становиться между мной и братцем.

– Петер!..

Он смотрел на неё пару долгих мгновений, как будто хотел запомнить навсегда. Потом покачал головой:

– Я и не знал, что это может быть так… не знал…

Отстранил Мойру и шагнул к Ахавелю.

– А что, – крикнула она ему в спину, – что же насчёт моего брата? Луки, которого ты укоротил? А?! Что насчёт всех тех, кого…

Он сделал вид, что не слышит.

Ведьмак аккуратно обнял её за плечи и покачал головой.

- Ну, – сказал Ренни Печёнка, выступая вперёд, – хватит уже болтовни и душевных метаний. Давайте к делу. Ты ведь знаешь, кто я?

– Догадываюсь, – вскинул голову Петер. – И что дальше?

– А дальше вот что. Я – Брендан по прозвищу Слепой, действительный чердианский судья, с которого никто никогда так и не снял соответствующих полномочий. Я услышал твой призыв к справедливости. Готов ли ты к честному суду? Признаешь ли справедливым и окончательным мой приговор, каким бы он ни был?

Ведьмак вполголоса спросил о чём-то Мойру. Та кивнула и зашептала в ответ. Никто не обращал на них внимания, все взгляды были прикованы к Петеру и старику.

– Нет, – сказал Петер. – Не призн аю. Прозвище у вас правильное, но только слепость эта ваша – она ж не от честности. Вы – как все здесь. У вас тоже кто-то пропал, и вы хотите мне отомстить.

– Тогда какого же суда ты требуешь?

– Божьего! Пусть ордалия покажет, кто из нас прав.

– Испытание водой? Огнём?

– Только поединок! Я и он, – Петер кивнул на Ахавеля, раскуривавшего трубочку. – И чтобы все – и мои, и ваши – поклялись не вмешиваться. Если я побеждаю, он отдаст мне мои воспоминания. Он знает, как.

– А если ты проиграешь?

– Он сможет меня убить.

Ренни пожал плечами и поглядел на Ахавеля. Тот кивнул.

– Согласны? – спросил Печёнка у остальных.

Родриго было всё равно, он стоял рядом со «своими мальчиками», то и дело заглядывая им в лица. Краснолюды кивнули нехотя, Тередо и Макрен – с усмешкой.

– Значит, – сказал Печёнка, – так по сему и быть. Если все согласны…

– Нет.

– Ведьмак? Что такое?

– Я не согласен. – Он аккуратно отстранил девушку и встал между Ахавелем и Петером. – Категорически. И если вы хоть немного подумаете о том, что рассказала нам Мойра, сами всё поймёте.

– А ведь ты, – сказал Петер, – поклялся защищать меня. Помнишь?

– Защищать, но не позволить, чтобы ты безнаказанно убивал других. Где твоя тень, Петер? Точней – где тень, которую ты позаимствовал у Луки? Как и все предыдущие, отмерла, сгнила, превратилась в смрадные пятна там, на палубе «Брендана». Мы ведь оба знаем: когда ты обзаводишься новой тенью, ты на какое-то время становишься человеком. Тем, прежним Петером. Тогда тебя можно ранить – вот почему в ту ночь ты порезался моим клинком. А потом, когда тень отмирает, ты снова неуязвим. Вот как сегодня. Поэтому ты и не пострадал во время своего приключения на «Брендане»: они просто не могли тебя ранить.

– И что с того?! Если бы мой братец не сжёг…

– Я знаю, Петер, знаю. Но посуди сам: то, за чем ты пришёл, может требовать лишь человек. Не дух природы, а создание из плоти и крови. Стань им. Прими чужую тень и сделайся равным тому, кого называешь своим братом.

Недвижное лицо Петера дрогнуло и как будто на миг ожило. Черты лица исказились, в глазах были изумление и боль.

– А ведь ты поклялся… Поклялся!

Он раскачивался с пятки на носок, ухмылка превратилась в болезненную гримасу.

– Впрочем, – оборвал себя Петер, – это всё равно глупость. Да-да, глупость! Кто же отдаст мне свою тень?

– Я, – сказал ведьмак.

И прежде, чем кто-либо успел сказать хоть слово, рядом с ведьмаком встала Мойра:

– И я.

– Нет! – вырвалось у Петера.

– И Родриго, – добавил ведьмак, – тоже отдаст, верно, Родриго? Ради мальчиков?

Тот вздрогнул и заморгал:

– Ради мальчиков? Да, конечно. Какие уж тут могут быть… Конечно!

– Вот видишь, Петер. Мы согласны – согласен ли ты? Петер снова принялся раскачиваться, и улыбка делалась всё шире, расползалась по лицу, рассекала его…

– Да, – сказал Петер. – А что ж? – Он подмигнул Мойре: – Согласен! Это даже будет забавно. Достойное приключение! Ну, чего вы все ждёте? За дело, за дело!

Всем руководила Мойра. Ахавель изредка вставлял замечание-другое, но в основном стоял в стороне и дымил своей трубочкой. Петер демонстративно не вмешивался: уселся на «башне» и оттуда наблюдал.

То и дело Мойра поглядывала на него: сейчас он выглядел одиноким и несчастным, брошенным и преданным всеми. Хотелось пожалеть его. Хотелось…

Но нет, говорила она себе, на самом деле – нет. Не хотелось. Она вспоминала о Луке. И о других мальчиках, десятках других мальчиков.