Станислав Смакотин - Немой пророк

Смешно, но за эту остановившуюся секунду я успеваю достать из памяти весьма многое, давно забытое. Откуда ни возьмись, перед глазами вырастает питерская брусчатка, по которой стучит карета в сопровождении нескольких жандармов – это вам не нынешние бронированные кортежи, цари в то время были куда как более скромны! И точно такой же молодой человек в костюме, бросающий коробку… А за ним ещё один – в ноги подошедшего к раненным казакам монарха…

А сейчас время снова пойдёт своим чередом, и тогда…

В моментально наступившей тишине я чувствую, как страшная сила отбрасывает тело назад, к зданию вокзала. Вместе с облаком дыма и осколков, вырвавшихся из места, что только что было окном вагона специального литерного поезда.

Вот, сейчас-то точно, всё? Прошёл без царапины всю Цусиму, миновал сопки Маньчжурии в тылах японцев, оставаясь целым и невредимым… И?.. Три метра от эпицентра взрыва, не больше… Всё?!..

Тишина проходит также внезапно, как и наступила, разражаясь вихрем звуков, врывающихся в сознание: женский визг, крики, жалобный стон, топот, брань… Звон в ушах от новой контузии. Это просто меня оглушило, не впервой…

Отплёвываясь и кашляя, я сажусь, ощупывая тело – жутко ноет спина, но я на неё грохнулся, так что ничего сверхъестественного. Рядом кто-то стонет – это Болик, он всё время ходил справа. Лежит лицом вниз, из-под кителя вытекает красная лужа – похоже, плохо дело… Лёлика нигде не видно – но по земле, смешавшись с кровью, рассыпана снедь из моего свёртка.

Возле поезда на перроне грязно-красное месиво – как раз там стояла дама с полицейским, гимназисты с женщинами находились ещё ближе… Борт вагона частично отсутствует, из рваной дыры в металле валит дым…

— Сто-о-о-о-ой! — стараясь подняться на ватные ноги, изо всех кричу я. — Стой! — ору я, как кажется, в полный голос. Но по факту, в реальности, забитые пылью лёгкие исторгают лишь жалкий, едва слышный, писк. — Держите!.. — указываю я туда, где с земли на четвереньки подымается тёмная фигурка. Правда, уже без котелка – снесло взрывной волной…

Ноги подкашиваются, и я беспомощно валюсь навзничь. Тот же, наоборот, сумел подняться, пытается идти! Уйдёт, скроется в толпе, сюда уже бегут люди, много людей!

До него с десяток шагов – непослушная рука дёргает защёлку кобуры, раз, ещё раз… Есть! Давай же, ну?

Тёмная фигурка припадает на ногу, отчаянно хромая к набегающим людям. Хромает торопливо и спешно, а я, матерясь сквозь зубы, через слёзы и жжение в глазах, пытаюсь совместить с ней трясущуюся мушку нагана. А когда цель и мушка совпадают, и я готов стрелять, кто-то с разбегу налетает на фигурку, плашмя валя её на землю, как шар кеглю для боулинга. Я опускаю револьвер и обессиленно валюсь на спину – тут можно быть спокойным, теперь не уйдёт. От него – точно, не уйдёт, знаю по японским тылам и вообще, по опыту. От генерала Мищенко в принципе уйти невозможно – это полнейшая утопия, террорист без котелка.

— Выпейте ещё, господин Смирнов, полегчает. — Мищенко придвигает ко мне до краёв наполненный стакан. Других генерал не признаёт, причём, как и такого полезного, казалось бы, изобретения, как закуска.

В купе вагона курьерского поезда Москва-Санкт-Петербург накурено так, что можно, к примеру, устроить распродажу никотина в каком-нибудь Бологом. Распилив воздух на бруски, для облегчения транспортировки на перрон… Вытянув из пачки очередную папиросу, я выпускаю облако дыма, ещё более уплотняя предполагаемый товар и опрокидываю горячую жидкость внутрь. Сказать, что стало легче – подло обмануть, но и хуже, вроде, не сделалось. Водка на то и водка, недаром у неё столько поклонников…

Мне снова, в который уже раз повезло – ну, не берут попаданца из двадцать первого века ни снаряды с шимозой, ни японские пули. Ни даже, как выясняется, бомбы эсеров, или кем там был этот террорист… Народоволец какой-нибудь или ещё какой борец за идею – суть совсем не в его принадлежности. Дело заключается в том, что… Цепочка лиц в который раз пробегает перед глазами: Матавкин-Данчич-Линевич-Рожественский… Все они были в курсе, кто я и откуда. Теперь Витте. Остаётся… Остаётся…

— Готов поспорить, господин Смирнов, я знаю о кошках, скребущих в вашей душе! — Я вздрагиваю, но головы не поднимаю. — И признаться, что мои помыслы заключаются сейчас в чём-то другом – значит, соврать вам. Я такой же человек из плоти и крови. Кстати, господин Смирнов, всё собирался у вас спросить… Кем являлся этот господин, по фамилии Шавг…

— …улидзе?

— Именно. Придумавший то незамысловатое устройство?

Я пожимаю плечами.

— Простым партизаном на войне. Больше ничего о нём не знаю.

— Но его имя помните, так? И не только вы один?

— Помню.

— А если бы и забыли, то какая разница, господин Смирнов? Не правда ли, важен вклад человека в дело? А вовсе не имя!

Я поднимаю голову, встречаясь с ним взглядами. К чему он клонит? Разумеется, первым не выдерживаю я – ну не могу я смотреть в глаза человеку, да ещё такому, который скоро умрёт. Не прожив отмерянных судьбой как минимум лет пятнадцати просто потому, что тут, в прошлом, появился некто Смирнов.

Мищенко тяжело подымается, делая несколько шагов по купе. Слышно дыхание с присвистом, тяжёлый вздох… Наконец, останавливается напротив, поправляя саблю.

— Что бы то ни было, господин Смирнов, и сколько бы мне не отпустил Господь, я сильно постараюсь провести остаток дней с пользой. Чего и вам, поверьте опыту немолодого человека, желаю. Теперь давайте ближе к делу, у нас может оставаться мало времени! У меня! — поправляется он, сдвигая со стола стаканы, и от этой поправки я снова вздрагиваю.

— Итак! — садится он напротив. — Сергея Юльевича более нет. Раз! Представить вас его императорскому величеству завтра, кроме меня, некому. Тем не менее, я постараюсь сделать всё от меня зависящее, дабы его величество отнёсся к вам серьёзно и со всей благосклонностью. Учитывая, что телеграмму о вас он получил и ждёт.

Достав из кармана патроны, Мищенко ставит один слева, ударяя им о стол.

— Теперь два, господин Смирнов. И это «два» будет существенно важней предыдущего. Что вы собираетесь сказать завтра его величеству? Подумайте, прежде чем ответить!

Вопрос хоть и не застаёт меня врасплох, но ответа на него нет. И если вчера ещё я надеялся на цепь случайных совпадений (мало ли, шевельнул прошлое, всё изменилось – все мы смертны, в конце концов?), то с гибелью Витте ситуация окончательно прояснилась. А что я могу сказать товарищу царю? Кроме того, что я из будущего и тогда нате вам, господин император, получите вместе с этим знанием почётные похороны совсем вскорости! Буду молчать, как рыба? Зачем тогда я сдался Николаю? У него таких молчальников полон дворец – вся гвардия охраны наверняка пикнуть не смеет, когда он мимо ходит. Не знаю, нет ответа!