Станислав Смакотин - Немой пророк

— Вы за это ответите, слышите?!.. — мигом вскочив на ноги, буквально шипит мне жандарм. — Эй, помогите же, ну? — кричит он разинувшим рты конвоирам. — Подымите его!!! Всё же захотели в наручниках, господин Смирнов?!.. Сейчас я вам устрою…

Меня грубо хватают под мышки сильные руки выскочивших из вагона жандармов, и я мгновенно оказываюсь на ногах. Пытаюсь было оглянуться, но меня крепко держат, и не получается…

— Уводите, быстрей! — отряхивается Спиридович. — В коляску ко мне, вон ту, у забора!..

Внезапно что-то происходит. Глаз на затылке у меня нет, но по ослабшей хватке и вытянувшемуся лицу Спиридовича – что-то явно не входящее в его планы. Хоть бы повезло, ну же?!..

— Что здесь творится? — раздаётся позади спокойный голос. Знакомый до боли, заставивший меня возликовать внутри. — Господин Спиридович? Вы ли это? Здравствуйте! Руки, простите, не подаю – не держите зла! Постойте, а это ведь… Господин Смирнов?!..

— Я… — отвечаю я, не имея возможности обернуться. — Простите, Павел Иванович, вам руку бы и рад подать, да не могу!

Сделав движение плечами, я разворачиваюсь-таки лицом к генералу, но меня всё ещё не отпускают. Мищенко, как живой… И мундир парадный! Рядом с ним группа офицеров, удивлённо взирающая на происходящее, среди которых я узнаю Деникина.

На Спиридовича в этот момент по-настоящему жалко смотреть. Пожалуй, я бы ещё разок прокатился по Транссибу в подобных же обстоятельствах, чтобы повторно испытать такое же чувство внутреннего торжества над противником. Однако, тот всё же пытается сохранить лицо. Пусть оно и стало красным до невозможности.

— Здравствуйте, ваше превосходительство! Этот м-м-м… Господин… Господин Смирнов… Является членом делегации и должен отбыть завтра вместе с господином министром в Корею. Господин Смирнов находится под моей охраной. Теперь же прошу прощения, Павел Иванович, нам необходимо проследовать…

Я достаточно хорошо знаком с Мищенко – провёл рядом не день и не два. Даже водку вдвоём пил, что, как известно, людей в общем-то не отчуждает. И потому, наблюдая сейчас, как вверх поползла его правая бровь, искренне сочувствую Спиридовичу. Прямо таки, даже жаль мужика, пусть он и сволочь. После же глубокого вздоха Павла Ивановича я и вовсе начинаю поглядывать вокруг в поисках лопаты. Зачем, спросите, лопата? А как же могилу несчастному рыть, ведь не голыми руками?.. Понимают это, похоже, офицеры, подошедшие вместе с Павлом Ивановичем. Деникин, тот и вовсе – еле сдерживается, чтобы не заржать.

— Господин Спиридович… — как-то даже огорчённо произносит Мищенко. — Прошу простить за нескромный вопрос, а разве Вячеслав Викторович арестован?

— Нет, но он…

— Нет?

— Нет… — Спиридович отводит взгляд.

— Вы сказали, господин Смирнов должен отбыть завтра в Корею вместе с господином Ламсдорфом? С которым, между прочим, я до сих пор, благодаря вам, так и не поздоровался? Хоть и обязан по долгу службы? Должен отбыть завтра, не так ли?

— Да, господин Мищенко… — выдавливает из себя Спиридович.

— Замечательно. Завтра господин Смирнов будет в порту в назначенное время и я лично препровожу его на корабль. Итак… — Мищенко переводит строгий взгляд на всё ещё держащих меня под руки жандармов. — Господина Смирнова – отпустить!

Руки разжимаются.

Уже все офицеры, стоящие позади Мищенко, кажется, вот-вот прыснут от смеха.

— Честь как положено вышестоящему по званию – отдать! Это что за нарушение дисциплины у вас в корпусе, господа?.. Вы в мундирах, али как? Господин Спиридович, займитесь!

Обалдевшие жандармы вскидывают руки к фуражкам, таращась на генерала. На Спиридовича жалко смотреть.

— А теперь – здравствуйте же, Вячеслав Викторович! — он протягивает мне руку и мы обмениваемся крепчайшим рукопожатием. — Прошу простить, я должен засвидетельствовать почтение господину министру. Впрочем, побудете пока с господами офицерами. Господа: Вячеслав Викторович Смирнов, мой добрый друг. Господин Смирнов: тороплюсь, её-богу, нет времени! С Антоном Ивановичем вы знакомы, остальных он вам представит!

И генерал, развернувшись, быстро идёт к выстроенному парадному караулу. Где давно уже сошедший с поезда вместе со свитой министр Ламсдорф со свитой ожидает, собственно, его появления. Идёт, как обычно, своей прихрамывающей, но строгой и с выправкой походкой. Потому что таков уж он, царский наместник на Дальнем Востоке, генерал Павел Иванович Мищенко. Совсем не изменился!

Коляска лихо мчится по узким городским улочкам, едва не опрокидываясь на крутых поворотах, но казаку на козлах этого, видно, явно недостаточно. Выделывая в воздухе немыслимые кренделя длинным кнутом, тот то и дело щёлкает им, покрикивая: «Н-н-но, родимые! Давай-давай-давай, саврасушки! Пшли!!!..» И «саврасушки», надо сказать, не подводят – выжимая из своих ног всё возможное и невозможное. На встречных прохожих, испуганно жмущихся к стенам домов, вид нашей коляски, очевидно, производит впечатление пришествия всадника Апокалипсиса, никак не меньше.

Я кошусь на Деникина – тому, впрочем, всё равно. Развалившись на сиденье, тот только подмигивает: «что, мол, нравится?..».

Да, нравится. Нравится буквально всё: солёный ветер, бьющий в лицо, низкие, преимущественно, одноэтажные дома, проносящиеся мимо с огромной скоростью. Китайцы в остроконечных шляпах, разбегающиеся по сторонам, и даже нехилая возможность вылететь на мостовую после очередной кочки, если крепко не держаться за борта коляски… Нравится всё, потому что здесь, сейчас, пусть на какие-то сутки, но я – свободен! От ненавистного Спиридовича, охранки, от липкого и мерзкого чувства инструмента в чьих-то грязных и ловких руках. Ибо тут, на Дальнем Востоке – владения Павла Ивановича Мищенко. И я вдыхаю полной грудью такой знакомый воздух моря, не в силах им надышаться. Воздух, с которого я когда-то, кажется, очень-очень давно начал свой столь причудливый путь здесь, в одна тысяча девятьсот пятом году. Будучи вручённым попечению Деникина на ближайшие три часа, пока Мищенко обедает с министром, я попросил будущего белогвардейца доставить меня в порт. Господи, знала бы моя школьная учительница истории, с кем мне предстоит сводить знакомства в своей жизни? Знала бы – убила бы, поскольку Деникин для неё был воплощением вселенского зла, похлеще Гитлера. А за Николая Второго – так и вообще, кстати, колесовала бы заживо… Не знала эта напрочь коммунистическая бабка одного: Антон Иванович отличный мужик! Других рядом с Мищенко просто нет.

Несмотря на внешнюю аккуратность, в городе хорошо видны следы недавних боёв – то тут, то там вместо дома лежит груда кирпича, а в одном месте мы едва не опрокидываемся в снарядную воронку, зияющую прямо посреди дороги. Успев обрулить её лишь в последнюю секунду. Нашему водиле, умудряющемуся одновременно править вожжами и махать кнутом, впрочем, всё до лампочки – оставаясь невозмутимым, тот даже бровью не повёл.