Борис Батыршин - Следовать новым курсом [litres с оптимизированными иллюстрациями]

– Не сабля, а палаш. – ответил Венечка. – Морским офицерам по форме положено. Только мой, к сожалению, потоп вместе с «Хотспуром». Когда мы с «Инфлексиблом» сцепились, я оставил его вместе с кортиком в каюте. А сам взял английский абордажный тесак – он в рукопашной схватке куда сподручнее. Но к парадному мундиру его увы, не нацепишь. Не так поймут.

– Вот и хорошо! – обрадовался Юлдашев. – Османский посланник прислал с утра нарочного с письмом – осведомляется, какие сабли положены русским морским офицерам. Надо полагать, хочет сделать вам презент. Изложу ему в ответном письме эту историю, он будет восторге. Только не вздумайте отказываться – на Востоке крайне чувствительны к таким моментам.

Коляска замедлила ход и остановилась. Консул поставил ногу на подножку. К нему тотчас подлетели два оборванца, желая услужить, но слуга-скороход гортанно рявкнул на них и угрожающе взмахнул палкой. Оборванцы отстали.

– Всё, Вениамин Палыч, дальше пешком. Видите, как тут узко, не протиснуться. Да и недалеко, всего квартал.

Улочка по обе стороны была сплошь забита лотками торговцев. Они стояли так тесно, что между ними не то что коляске – двум пешеходам в ряд было не пройти. Среди публики, облепившей местные «торговые точки», Венечка увидел матросов с «Хотспура», увлечённо торгующихся с местными лотошниками. Один из них, машинный кондуктор Трехалов, с широченной улыбкой на простоватом круглом лице, примерял шёлковую турецкую феску.

– На кой тебе эта дрянь, братец? – спросил Остелецкий. – Нешто бескозырка хуже?

– Бескозырка – оно конечно, завсегда лучше. – степенно согласился кондуктор. – А енту ступку я для гостинцев беру. Вот выйдет нам после войны отпуск, вернусь в родную деревню подарю сестрёнке. Ужо она порадуется!

– А жене что купишь? – осведомился консул, с интересом наблюдавший за этой сценкой. – Ты ведь женат?

– Как же, вашбродие, нельзя иначе! Жёнке взял отрезы хлопчатой камки– больно она тут хороша, и стоит недорого. Ещё висюльки купил серебряные с чернью бирюзой. Краси-ивыя! Небось, все бабы на деревне обзавидуются! А пусть знают – ерой пришёл опосля военной компании!

– Верно говоришь, Трехалов. – согласился лейтенант. Ему доставляло истинное удовольствие слушать кондуктора, особенно здесь, посреди восточного базара. – Тебе ведь и крест за абордаж полагается, а к нему жалованье на треть выше и после отставки пенсион.

– Так точно, вашбродие! – кивнул машинист. Крест – то дело особое! У нас в роду один георгиевский кавалер уже имеется. Дед мой, Егор Иваныч Трехалов, за войну с французами в восемьсот седьмом году крест получил и переведён был из драгун в кавалергарды. А как помер – крест его в нашей церкви повесили, по завещанию прародителя. Я помру – так же сделать отпишу. Пущай люди помнят!

– Правда твоя, голубчик. – сказал Юлдашев. – Вот, держи от меня, купи ещё гостинцев своим!

И протянул большую золотую монету – французский наполеондор. Кондуктор почтительно принял подарок и вытянулся во фрунт. Венечка покосился на консула с недоумением – сумма по любым понятиям была неслыханной.

– Не удивляйтесь, друг мой. – заговорил консул, когда они отошли на полквартала. – Видели, какими глазами египетские лавочники смотрели на вашего унтера? Вот увидите, к вечеру вся Александрия будет судачить, что русским матросам горстями раздают золото.

– А вам-то это зачем? Подумаешь – слухи… разве что, ограбят теперь этого Трехалова…

– Ни боже мой! – замахал руками Юлдашев. – Вижу, вы народ совсем не понимаете! Он теперь под забором пьяный может валяться, а никто на его карманы не позарится. На Востоке любой жест, любая мелочь имеют значение, и никто не посмеет покуситься на имущество матроса самого Гергедан-паши, спасителя Александрии! А вот лебезить, заискивать – да, будут, это наверняка.

Они остановились перед высокой дубовой дверью, утопленной в нише стены.

– Вот мы и пришли. – Юлдашев взялся за массивное медное кольцо и постучал. – Если вы не против, Вениамин Палыч, я пошлю скорохода за вашим парадным мундиром. Этот мастер, хоть и из Парижа, а вряд ли имел дело с русской морской формой.

– Так ведь не за чем посылать. – развёл руками Венечка. Парадный мундир утоп вместе с палашом на броненосце. Разве что понырять, там, вроде, неглубоко…

Средиземное море. На подходах к Порт-Саиду.

…ноября 1878 г.

Погода портилась. Ноябрь – он и в Средиземноморье ноябрь. Море волновалось, бурлило, цеплялось за чёрные борта судна пенными щупальцами – будто стихия вдруг обрела волю и жадно пыталась добраться до незваных пришельцев, посмевших явиться сюда из своего сухопутья.

Юлдашев не выходил из своей каюты – приступ морской болезни подкосил его совершенно. Венечка же с лейтенантом Зацаренным устроились в кают-компании и потягивали грог, варить который буфетчик «Великого князя Николая» (так именовалась теперь «Тиррения») был великий мастер.

После удачного набега на Мальту Зацаренный вернулся в Марсель, где взял на борт груз мин и кое-какого дополнительного оборудования, спешно доставленный из Германии, и оттуда направился в Александрию. Там, вместе армстронговской казнозарядной двадцатифунтовкой и двумя картечницами Норденфельда, снятыми со злополучного «Инфлексибла», «Тиррения» официально получила статус «минного транспорта» Российского императорского флота, обретя, заодно, и новое имя. И, приняв на борт, очередной груз, на этот раз, дипломатический – графа Юлдашева и его советника, капитан-лейтенанта Остелецкого – отправилась в Порт-Саид. Погода не слишком благоприятствовала переходу. Машинам приходилось выгребать против встречного шестибалльного ветра и короткой, ломаной волны, так что времени на беседы было предостаточно.

– Как там, при Мальте-то было? – поинтересовался Остелецкий. Они с Зацаренным раньше не были знакомы (командир «Николая» закончил Морское Училище в 1870-м, до того, как Венечка туда поступил) и теперь расспрашивали друг друга о военных подвигах. Венечка смотрел на нового знакомого с немалым уважением – за турецкую кампанию и недавний набег на Мальту, Зацаренный получил Георгия четвёртой степени, Владимира с мечами и бантами, золотое оружие, и был, как и он сам, произведён в чин капитан-лейтенанта.

– Честно говоря – бестолково на редкость. – ответил командир «Николая». – Я не про замысел набега, тут-то всё хорошо, разве что, не додумались оснастить «Тиррению» хотя бы одним минным катером. Я про наши мины. Точнее – про немецкую систему Герца. Как же неудобно их ставить! Ночью, в виду неприятельского берега, с обязательными промерами, рискуя каждую секунду попасться неприятелю на глаза… Я тогда подумал: чтобы морские мины или, как их ещё называют, торпедо, стали не только оборонительным, но и грозным наступательным оружием, нужна совсем другая система постановки!