Марчин Вольский - Реконкиста

Бросаясь в круговорот сражения с рапирой в руке, всегда впереди, он не думал о собственной жизни. Не думал и о добыче. И, похоже, это его презрение Госпоже Смерти импонировало. К капитану она относилась с исключительной снисходительностью. Ведь погибнуть должен был уже раз сто. А он жил, молодые товарищи по оружию: рыжий Пьеррон, худой весельчак ван Корн, Шульце, имени которого не знал – не жили. Одни стали кормом для донных мурен, кости других гнили в болотах на самом краю Коста-Рики или под Маракаибо; кто-то там еще, к радости хищных птиц, болтался на скрипучих виселицах Санто Доминго.

Гаспар ничего не ожидал, ни на что не надеялся – хотя прибытие месье де Пуанси предвещало новые времена на Антилах. И, кто знает, может даже давало шанс на возвращение? Так что, благодаря каперским свидетельствам, Фруассарт уже не был бедным флибустьером, но заморским слугой месье кардинала Ришелье.

Вот только, с его то прошлым, была возможна перемена жизни свободного изгнанника на существование сокола на привязи? Хотя…? Mon Dieu! Какое-то прошлое всегда имеется. Ведь и прадед Его Преосвященства, капитан Антуан – тоже ведь не был святым.

Вовсе даже наоборот, как вспоминают пасквилянты, этот человек, знаменитый своими преступлениями, безбожием и святотатствами, вдобавок страшный негодяй и блядун, известный во всех публичных домах, был убит в Париже на rue Lavandiers такими же, как он сам негодяями, когда он "развлекался с продажными девками". Да и об отце Первого Министра – Франсуа дю Плесси, тоже не было мнения, как о почтенном человеке. Все же пятнала его мрачная вендетта, когда с дружками отомстил он смерть своего брата, прибив некоего Муссона возле брода, а чтобы не отвечать за свое преступление своей жизнью, должен был бежать вместе с Валуа в Польшу.

Так чем был хуже них бывший священник и многолетний пират? Ведь если бы Гаспар сейчас воспользовался открывающимися возможностями послужить лилиям Бурбонов, то, кто знает, может и его детям (если бы до таких он дожил) писаны были бы маршальские жезлы, епископские пасторали и кардинальские шляпы?

Арман Жан Дюплесси Ришелье не без причины считался величайшим умом эпохи. Он был не только сообразительным политиком, но и визионером. При случае, он очень быстро умел подсчитывать. Хотя о его скупости ходили легенды, не колеблясь он внес десять тысяч ливров собственного капитала в компанию Association des Seigneurs des Isles de l'Amerique . Довольно быстро в Сан Кристобале появился посланный им губернатор Филипп де Лонгвилье де Пуанси, благородный магистр ордена Мальтийских Рыцарей.

Гаспар много чего странного видел в своей жизни, но тут он просто разум потерял, видя, как тот изысканный мужчина высаживался с судна, сходя на берег, на котором уже расстелили красную ковровую дорожку, и как он шел в развевающемся плаще, с белым мальтийским крестом на груди и в сдвинутом на ухо бархатном берете.

– Я слышал о вас, Фруассарт, – сказал новый губернатор четырнадцати островов пирату в латаных портках и в камзоле, содранном пару лет назад с какого-то испанского идальго. – Д'Эснамбуэ утверждает, будто бы равных вам в бою не имеется. Это правда, будто бы в одиночку, ножом победили акулу?

– То был не нож, а мачете, – поправил сановника Гаспар, из скромности не добавляя, что в воду он прыгнул, чтобы спасти двух своих матросов, ремонтирующих руль "Генриетты", когда на них неожиданно напала рыба-людоед.

– Капитан! – голос рулевого Армана вырвал Каспара из мыслей. – Похоже, я перед нами что-то вижу.

И в то же самое время нежный ветерок пошевелил седеющей прядкой над спаленным солнцем лбом Фроассара.

– Корабль? – спросил Гаспар, которому возраст немного замутил давнее соколиное зрение, но очки перед своими подчиненными, за пределами каюты, носить стыдился.

– А черт его знает? Может и корабль.

Арман заблокировал руль на случай неожиданного порыва ветра, все вместе они побежали на нос. Несмотря на мрак, на расстоянии не более четверти мили можно было увидеть бригантину – очертания корпуса и обеих мачт, паруса с которых были содраны; только возле бугшприта сохранились какие-то остатки такелажа.

– Португалец или испанец, – буркнул рулевой. – Дрейфует.

Теперь вокруг них толпилось все больше пиратов. Все усердно вглядывались в темноту. Каждую минуту кто-нибудь из них сплевывал через левое плечо.

– Ветер идет, так что уходим отсюда как можно быстрее, – советовал толстый Андре, более суеверный, чем это приличествовало наилучшему из канониров. Этот пушкарь родом из Бреста был неисчерпаемой сокровищницей моряцких баек, в одинаковой степени ужасных и неправдоподобных: о десятируких кракенах, готовых затащить в бездну целый галеон с экипажем; о море кипятка к югу от Малакки, в котором разваривалась даже древесина; о малорослых людоедах из Терра Аустралис, имеющих один мозг на двоих, или, наконец, о викингах, затопленных в ледовых горах, словно мухи в янтаре, которые после разморожения рассказывали не помещающиеся в голове истории.

Самой любимой темой Андре был многовариантный рассказ про корабль-призрак, перемещающийся в океане, не касаясь волн, и предсказывающий обязательную гибель и вечное проклятие тем смельчакам, которые к нему приближались. В одной из версий кораблем командовал мертвый капитан, а высохшие трупы все так же сновали по палубе в такт дьявольской музыки; по другой – на таком корабле путешествовала сама Черная Смерть вместе с личной армией крыс, которые, после того как сходили на сушу, разносили заразу по городам и селам.

– Единственно полезное, что мы можем сделать – это дать залп с левого борта и послать это корыто в преисподнюю, – предложил канонир.

– А если там имеются сокровища? – заметил Жорж Мийон, штатный казначей. И тут же у многих загорелись глаза. – Бывает такое, что весь экипаж погибает, а вот золото – оно бессмертно.

Ветер усиливался, в связи с чем подняли паруса и приблизились к дрейфующему судну.

Благодаря лунному свету, видно его было превосходно. От названия "Corazon de Jesu" (Сердце Иисусово – исп.) до подпирающей бугшприт сирены с выдающими формами. Недвижимость, глубокие тени и глухая тишина лишь усиливали жуткое впечатление от корабля-привидения.

Понятное дело, никакой музыки не было; лишь сильный запах гари раздражал ноздри, сразу же подсовывая логическое объяснение царящего на борту мертвенного покоя: Начался пожар, экипаж сбежал, а потом дождь залил огонь.

– А шлюпки? Как могли они сбежать, оставив шлюпки?

И вот тут многие устойчивые к страху сердца стиснула ледяная судорога.

– Давайте концы, – приказал Фруассарт. – Кто идет со мной?

– Я, – без раздумий вызвались Арман и негр-вольноотпущенник, прозванный Эбеном, который много лет сопровождал Гаспара и был бы способен без понуканий прыгнуть за ним в огонь. К ним присоединились трое других, в том числе и боцман Вайгель, жестокий великан. С собой они взяли пистолеты и фонари. И перешли на чужой борт.