Марчин Вольский - Реконкиста

Не стану мучить вас описанием впечатлений, которые дарят сверление черепа или команд типа: "Скальпель, трепан, поосторожнее с левой оболочкой, электрод, осторожно…!".

Впрочем, вскоре в гармоничном проведении церемонии что-то нарушилось, я почувствовал что-то вроде холода, проникшего через все тело, и будто пассажир скоростного лифта начал падать с головокружительной скоростью (ну совершенно как Деросси в Колодце Проклятых!). Меня нагоняли нервные окрики Мейсона: "Пять миллиграммов! Господи, да поскорее же! Сестра, кислород!".

Вот только, если бы не падение, я не испытывал ничего мне лично докучающего, этажи мелькали словно года, месяцы, вечерние и утренние часы. После чего я услышал фальцет анестезиолога: "Господи, мы его теряем!". После чего меня окутала полнейшая чернота. Кто-то выключил свет.

Я читал многие сообщения, записываемые специалистами по "жизни после жизни". Когда, буквально через секунду, я пришел в себя (во всяком случае, мне казалось, будто бы прошла только секунда) – все с подобными описаниями совпадало: заполненный густым и липким туманом коридор и мелкая светящаяся точка передо мной. И тишина! Я чутко разглядывался в поисках каких-нибудь духов, покойных приятелей или врагов, которые должны были бы меня ожидать и служить проводниками в дальнейшем путешествии к реке забытья. Напрасные ожидания! Быть может, мой визит застал мир иной врасплох? Я сделал шаг, пошатнувшись, затем второй, уже более твердый, туман сгустился до такой степени, что превратился в жидкость, а точнее – смрадной жижей, так что я даже начал сомневаться в ценности пропуска в рай, выставленного мне добрым священником.

Если так выглядел задний вход в рай, то сам Эдем мог, в большей степени, оказаться страной Третьего Мира. Но я чувствовал, что вступил на однонаправленную дорогу, и что отступления нет.

С каждым шагом почва в туннеле делалась более раскисшей, а вот освещение усиливалось и становилось ярче, так что пришлось прищурить глаза. И тут же меня окутала лавина звуков и запахов. Меня окружило жужжание золотистых шмелей и медоносных пчел, треск цикад, шкршание стрекоз. Эти впечатления еще более подкрепило благоухание цветов, росистых трав и листьев. Выходит – все же Эдем!

И наконец, когда глаза уже привыкли к сиянию, я открыл, что нахожусь в сказочном саду под синим небом. Опадающие за мной ветви, словно театральный занавес, закрыли выход из подземного коридора, а сразу напротив, среди кустов, деревьев и цветов бежала тропинка…

И тут же среди этих зарослей я увидел ангела с радужными крыльями, повернутого ко мне профилем. У ангела были буйные волосы темно-каштанового цвета (интересно, а ведь возможности существования ангела-шатена никакие священные книги не оспаривают), и казалось, он над чем-то очень сильно задумался, потому что его прелестные черты были напряжены, кровь прилила ему к щекам, и он издавал отзвуки, свидетельствующие о нечеловеческом усилии.

Я подошел поближе, чтобы поклониться этому херувиму. И тут же райскую действительность разодрал настолько ужасный пердеж, что наверняка бы сорвал у меня с головы шляпу, если бы та, естественно, на ней была.

Очарование лопнуло. Предполагаемым ангелом оказалась дородная и грудастая селянка, забросившая себе на спину цветастую юбку и, присев, предавалась банальному действу дефекации. Я тихонечко отступил, следя внимательно, чтобы ни во что не вступить, и пошел по тропке в противоположном направлении, весьма изумившись запутанной структуре этого вот сна – не сна. Ибо, по сравнению с трансцендентным потусторонним миром, деревенский пейзаж уж слишком напомнил мне суконный реализм.

Так я отошел на пару сотен метров, пока передо мной не открылся обширный вид на очень даже знакомое поселение – с остроконечным шпилем церкви, обломанной аркой акведука и поднимающимися над домами дымами. Я остолбенел. И так бы и торчал наверняка, словно засохший древесный ствол, вплоть до того, что порос бы мхом с северной стороны, если бы среди кипарисов не появился бы худой и рябой мужичок, несущий на плече косу, и который, увидав меня, снял шапку, поклонился и сказал:

– Слава Иисусу Христу и Деве Марии, signore Деросси.

Тут я впервые поглядел на себя: куда-то пропала больничная простынка, которым я должен был прикрываться. Сейчас на мне были добрые, темные штаны до колен, белая сорочка, элегантные башмаки – словом, я выглядел будто Альфредо Деросси за мгновение до того, как его бросили в Колодец Проклятых.

Впечатление déjà vu еще более усилилось, когда возле акведука я увидал знакомые развалины, окружающие пруд русалок.

Монтана Росса!

Короче, я очутился в селении Монтана Росса под Розеттиной. Вновь в качестве Альфредо Деросси иль Кане. А самое главное, все указывало на то, что здесь все так же продолжается XVII век.

Уверенный в том, что я переживаю оптическую иллюзию, галлюцинации после сильного стресса, в конце концов, возможного у исключительного автора данной реальности, я начал щипать себя, моргать, пытаясь довести себя до как можно более скорого пробуждения. Но ишь вспотел. Тогда я попробовал другой метод – раз уж я был творцом данной фикции, я потребовал от собственного воображения, чтобы на тракте появился курьер имперской почты, усатый тип с мешком на маленькой лошадке.

Только никто не появился. Хотя бы какой-нибудь желторотик на осле! Другие подобные желания, выражаемые во все более категоричной форме с прибавлением крепких ругательств ХХ века, тоже остались неисполненными.

В конце концов, мне захотелось есть и пить. Жажду я утолил в ручейке. Ну да, был и ручеек. Именно там, где я его описал. Он даже образовывал небольшой такой разливчик, окруженный камышами. Прежде чем глотнуть водички, я поглядел на себя в этом естественном зеркале.

Блин горелый! Вместо древнеегипетской черепушки Гурбиани я видел черные, с проблесками седины кудри, усы – по идее задиристые, сейчас уже слегка повисшие, бородка, похожая на утиную попку; именно такую тюремный цирюльник мне подравнял, когда готовил к казни (сегодня, вне всякого сомнения, если бы еще устраивались публичные казни, визажистка, заботясь о моем image , обязательно сделала бы мне make up ).

Тогда я решил попытаться провести другой эксперимент и демаскировать всю эту иллюзию. В своих выдумках про Розеттину я никогда не описывал другой стороны ручья; то есть, ниже разлива имелась и водяная мельница, и часовня святой Чечилии, но вот что про все, что было выше по течению? Я понятия не имел, что там может находиться. Наверняка же ничего!

В общем, я перешел ручей и вышел на тракт. Судя по погоде и растительности должна была стоять самая средина лета.