Сергей Лифанов - Держи на Запад!

— Vae victis, — угрюмо сказал Норман.

— Это как?

— Горе побежденным, — перевел Норман.

— Вот именно, что горе, — подтвердил Джейк.

— Можно на железную дорогу наняться, что на запад строят, — проговорил Фокс. — А потом осесть где-нибудь в тех краях, в Канзасе или Небраске…

— Вот я до войны в Канзасе бывал, — вспомнил Джейк, — какие там у индейцев фермы! По тысяче акров, богатые. Когда там, в Канзасе воевали, беженцы к индейцам бежали, там и мирно, и еда была. Ваши шауни, — оглянулся Джейк на Бивера.

— Сейчас шауни по всему западу рассеяны, до самой Мексики, а я из тех шауни, что остались на старом месте, в Огайо, — ответил Бивер.

— Нет там уже индейских ферм, — сообщил Дуглас. — Еще до войны вытеснять начали, а теперь и вовсе всех индейцев из Канзаса на юг погонят. На земли чероки.

— А вот не надо было из Огайо уходить! — бросил Бивер.

— Слушай, ты не выступал бы. Не у всех же была возможность сделать как у нас в Ноламоме.

— А как сделали у вас в Ноламоме? — поинтересовался я.

— Вожди продали племенную землю его деду, — Дуглас показал на Бивера. — У него дед белый, усыновленный сахемом.

— О, значит ты – богатый наследник? — спросил Норман.

— Нет, — рассмеялся Бивер. — я мордой не вышел, слишком смугленький. Наследник у нас вот, — он ткнул пальцем в Дугласа. — Блондинчик!

— Если женюсь на одной из внучек или правнучек старого Джека, — поправил Дуглас.

— Куда ты денешься, — хмыкнул Бивер. — Даже если на стороне жену найдешь, ее удочерят, и не открутишься.

Я посмотрел через окно на улицу перед салуном. Там снова было безлюдно, люди или разошлись, или снова втянулись в салун.

— Пойти, что ли, Келли навестить?

— Я с тобой, — сказал Дуглас.

— А я спать, — проговорил Норман.

— Я, пожалуй, тоже, — согласился Бивер. — Неудачные какие-то посиделки получились.

В салуне настежь были распахнуты все двери, но все равно сильно пахло пороховым дымом; на полу перед стойкой были рассыпаны толстым слоем ведра два опилок. За стойкой управлялся младший племянник Келли, тоже Боб, а около его левой руки прямо на всеобщем обозрении лежал обрез, один из двух, которые салунщик обычно держал под стойкой.

— Как дядя? — спросил Дуглас.

— Запихали его в постель, — ответил Боб, доставая из специального отсека бутылку, предназначенную для угощения «своих». — Во всяком случае, попытались, — поправился он, прислушавшись к многоногому топоту прямо над головой. На втором этаже, похоже, укладывание Келли в постель сопровождалось жестокой дракой. На озабоченное беганье домочадцев вокруг заболевшего главы дома что-то было мало похоже. — Куда ему с таким кашлем на сквозняках стоять?

Он выглянул в коридор и крикнул Шейну, тащившему из кухни на второй этаж пузатый чайник:

— Закрой дверь!

Мальчишка без слов спустился на пару ступенек, закрыл на засов заднюю дверь и снова пошел наверх.

Виски «для своих» было много лучше того пойла, которым арканзасские салунщики снабжали все остальное население – но оно, мне кажется, и не только в Арканзасе так.

Деликатно не поминая недавнее происшествие, мы обсудили перспективы развития бизнеса. Чтобы устранить возможность появления конкурентов в самой непосредственной близости, Келли на последние деньги прикупил для старшего племянника второй участок на Пото-авеню и еще одну лицензию на продажу спиртного, так что второй салун на нашей улице тоже принадлежит семейству Келли и торговать там начнут со дня на день.

— Да на том же участке только сарайчик да навес! — наивно удивился я.

— Ну да, — согласился Боб. — На первое время хватит, а потом наторгуем и дом поставим.

— Что, так просто? — спросил я. — У людей же денег нет, все разорены.

— Это на жратву у людей денег может не быть, — философски ответил Боб, — а на выпивку – всегда найдутся.

Третьего января мы провожали Бивера на почтовый дилижанс. Бивер особо не мудрил, а просто попросил паромщика Джона не сильно торопиться с переправкой почты, и когда дилижанс проехал мимо, просто подхватил в охапку свою шубу (надевать ее было не по погоде, по моим ощущениям было примерно +10 по Цельсию), подцепил свой саквояж и быстрым шагом поспешил к парому. Мы помахали ему вслед и вернулись к своим делам: писать отчет, проверять снаряжение, подгонять мистера Кейна строить сарай… у всех работа нашлась.

И все больше и больше становилось очевидно, что эти все работы не имеют ко мне никакого отношения – я становился все больше и больше чужим. Нет, никто меня не презирал за дезертирство и разговаривали со мной как всегда, но меня постепенно все больше и больше исключали из круга забот нашей конторы. Ребята готовились к прокладке линии до Форт-Гибсона – а меня туда не возьмут. Ну положим, из дому меня никто не выгоняет и даже более того, Норман попросил в его отсутствие присматривать за домом и помогать нашим девушкам, но все это было не то.

Загрустив, я не нашел ничего лучшего, как позаимствовать у Нормана новый рулон кальки, изуродовать его, и в последний вечер перед отъездом на Индейскую территорию принес свое новое изобретение в наш операционный зал, он же столовая, и объявил, что после ужина будет маленькое представление. Все с интересом посматривали, как я натягиваю на стене простыню.

— Театр теней? — предположил Норман.

— Что-то вроде, — ответил я, вставляя одну из наших керосиновых ламп в темный футляр.

— Вторую погасить? — с готовностью спросил Дуглас.

— Пока нет. Рассаживайтесь вот здесь, поближе, а то будет плохо видно.

Народ с готовностью подчинился, пересаживаясь и шушукаясь.

— Фенакистископ? — попробовал догадаться Норман.

— Что-то вроде.

— Какая-то разновидность зоотропа? — не унимался Норман.

— Да подожди минутку, сейчас увидишь.

У меня зародилось подозрение, что я изобрел велосипед. Разумеется, кинематограф изобрели в XIX веке, но не сейчас, а уже ближе к концу. Однако принцип наверняка уже знали, останавливало только отсутствие прозрачных пластиков для пленки. Калька, которую я использовал вместо целлулоида, вряд ли могла заменить нормальную кинопленку, пусть я даже для большей прозрачности и пропитал ее минеральным маслом.

— Туши свет, — вздохнул я. Пусть мне сейчас скажут: то, что я нагородил – давно известно, но мультик я рисовал сам!

Дуглас погасил лампу, и все уставились на освещенный квадратик на простыне. Я закрутил ручку. Устройство приборчика было простейшим: кленка перематывалась с одной бобины на другую. Практически все, что я знал про скорость прокручивания кино – это миф о двадцать пятом кадре. Значит, мне нужно было прокручивать в секунду ровно двадцать четыре кадра, и в этом я сегодня полдня тренировался. И, кажется, не зря.