Даниэлла Роллинс - Переплетения судеб [litres]

– Что-то не припомню, чтобы Мак разрешал подчиненным ему женщинам носить огнестрельное оружие, – мрачно напомнил Роман. – Сомневаюсь, что тебе понравится работа, которую тебя там заставят выполнять.

– Всяко лучше дурацких игр в Робин Гуда, – огрызнулась Элиза и резким движением отодвинула стул. Ножки звучно скрипнули по полу.

Циркачи направились к выходу. Дороти слышала, как Элиза что-то недовольно ворчит.

Она мрачно сдвинула брови. Наверное, более мудрый лидер поспешил бы за ребятами следом, помирился бы с ними, но она не могла заставить себя сдвинуться с места. В голове было совершенно другое. Она вдруг остро почувствовала, как бегут минуты – нет, даже секунды . И с каждой из них тот страшный мир, который они увидели сегодня, подступает все ближе, точно волна, которая в конце концов погребет их под собой.

Она опустилась на стул, взяла бокал Элизы, в котором остался недопитый бурбон, и одним глотком осушила его. Сейчас ей нужно было одно – объяснение увиденному. А с Фиглярами она разберется позже.

– Что же это было? – слегка охрипшим голосом спросила она.

Роман покосился на дверь.

– Неудачная попытка мятежа, как по мне… – произнес он.

– Ты же знаешь, я не о них.

Роман взял бокал Бена с остатками бурбона, поднес к губам, но потом, передумав, поставил его на место.

– Наше будущее, – коротко ответил он.

– Реальное? Не иллюзия, чтобы напугать Мака?

Роман поднял на нее глаза.

– И как же я, по-твоему, создал бы эту иллюзию? – поинтересовался он.

Его саркастический тон резанул Дороти.

– Не начинай, – сказала она. – Давай начистоту. Выходит, ты все это время знал, что нас ждет, но мне не рассказывал. Почему? – спросила она, с силой ударив кулаком по столешнице. Бурбон, оставшийся в бокалах, расплескался.

Роман откинулся на спинку стула, остановив на Дороти пристальный взгляд. В тусклом барном свете его синие глаза казались особенно холодными и мрачными, почти черными.

– Ты сама-то как думаешь? – спросил он.

Дороти посмотрела на него и вдруг почувствовала, что ее гнев начинает потихоньку остывать. На самом деле это был вовсе не гнев, а маскировка для остальных чувств, которые одолевали ее в это мгновенье, и теперь, когда он рассеялся, волны страха и отчаяния захлестнули Дороти с головой. Перед глазами вновь возник обугленный кирпичный остов «Фейрмонта» и гигантская брешь вместо крыши.

Она сжала ладонь в кулак, чтобы унять дрожь.

– Маку ты сказал, что это не окончательная версия событий, так? Что будущее в этом плане совсем не похоже на прошлое. Выходит, еще можно что-то изменить!

– Не уверен, – ответил Роман и, немного помедлив, продолжил, тщательно взвешивая каждое слово. – Я кое о чем умолчал, когда рассказывал тебе о наших с Профессором полетах в будущее. Однажды он отправился туда один и, по всей видимости, стал свидетелем… примерно тому же, что и мы сегодня. Увидел, что все погибло. Мне он не стал подробно рассказывать о своем путешествии, упомянул только, что еще есть шанс все исправить. Но вид у него был крайне расстроенный.

Роман опустил взгляд на свои ладони.

– А что было дальше? – спросила Дороти, так и не получив ответа на свой вопрос.

– Мне не терпелось узнать, что он там увидел, поэтому я стащил его бортовой журнал и прочел отчет о полете. Впечатление было жуткое. Я даже не поверил его словам. Поэтому позаимствовал еще и «Вторую звезду». Можно даже сказать, украл ее, пока Профессор спал. Я хотел точно знать, каково наше будущее – как и поверить в то, что его возможно изменить. Но всякий раз, как я в него прилетаю, я вижу одни и те же картины.

– То есть Профессор, по-твоему, солгал?

– Нет, я так не думаю, – сдвинув брови, ответил Роман. – Полагаю, эффект бабочки…

– Что еще за эффект бабочки? – недоуменно переспросила Дороти.

– Такое понятие из теории хаоса. Эффект бабочки – это феномен, подразумевающий, что локальное незначительное изменение внутри сложной системы порой приводит к серьезным последствиям, которые сказываются и на иных частях этой самой системы.

– А человеческим языком можно?

– В ближайшие пять лет произойдет некое событие, которое, возможно, сперва покажется несущественным. У него будут последствия, которые приведут к более значимым переменам, а те, в свою очередь, – к еще более существенным, и в конечном счете…

– Мир станет таким, каким мы его сегодня видели.

Роман кивнул.

– Именно так.

Дороти затихла, обдумывая его слова. Ей вспомнилось, как она впервые оказалась в Сиэтле и отправилась на прогулку по городу вместе с Эйвери, ее тогдашним женихом. Почти все свое детство она провела в провинциальных городках на Среднем Западе, и в сравнении с ними Сиэтл казался эдаким городом будущего с паромами, электричеством, нарядным университетским зданием. Она могла бродить по его узким улочкам часами, восторженно вытянув шею, чтобы лучше рассмотреть все вокруг, и округлив глаза от изумления.

И пускай ей не слишком-то хотелось становиться супругой доктора Чарльза Эйвери, этот город ее очаровал.

Сердце болезненно сжалось.

– Так надо что-то предпринять! – выдохнув, воскликнула она. – Надо просчитать этот «момент бабочки», или как там его, и все изменить!

Роман изогнул бровь.

– Думаешь, это так просто – отыскать в миллиардах секунд ту самую, единственную? И даже если ты ее найдешь, что дальше? Как понять, что решение, которое ты предпримешь в тот миг, – единственно верное?

Дороти не верила своим ушам.

– То есть ты предлагаешь опустить руки?

Соглашаться с этим Роман не стал. Но и спорить – тоже.

– Мы же с тобой целый год готовили план спасения этого города! – воскликнула Дороти, изо всех сил стараясь унять дрожь в голосе. – Спрашивается, зачем, если ты все равно собрался спокойненько наблюдать за тем, как он гибнет?

– У города в запасе еще несколько лет, – ответил Роман, по-прежнему не глядя на нее. – И благодаря нашему утреннему полету у него теперь будет тепло и электричество…

– Да кому они сдались, если мы все равно погибнем? – Дороти подалась вперед и облокотилась на стол. – Я-то думала, ты ушел от Профессора ровно за этим – чтобы изменить прошлое и дать Сиэтлу шанс…

Впрочем, с чего она это взяла? Она ведь не знала истинных причин ухода Романа. Он ей об этом никогда не рассказывал. «Боюсь, мы с тобой слишком мало знакомы, чтобы я делился этой историей».

Она всмотрелась в его лицо. На нем отчетливо проступил страх, придав Роману сходство с подростком. Теперь ей было проще вообразить, как он выглядел, когда работал у Профессора. Ей живо представилось, как он под покровом ночи крадет машину времени. Как снова и снова отправляется в будущее. Как всматривается в почерневший, безжизненный пейзаж, надеясь, что катастрофу удастся предотвратить.