Андрей Посняков - Орда (Тетралогия)

— Я дам вам коней.

— Вот, спасибо! — искренне обрадовался нойон, да и остальные «артисты» не скрывали радости.

Уж, конечно, на конях куда сподручнее, как гласит пословица: «Пеший конному не товарищ».

— Заводных коней, извини, не дам. — Хоттончог почмокал губами. — Но трёх лошадей найду.

— Мы обязательно вернём, — уверил нойон. — Осенью.

Старейшина снова вздохнул:

— Дожить бы только до осени-то! Недаром говорят — одна осень лучше трёх вёсен. Удачи вам, хогжимчи!

— Пусть не оставит твой род милость богов, Хоттончог-гуай.

Гостей-музыкантов проводили с почётом, прыснули в их сторону кумыс из серебряной пиалы:

— Пусть ваш путь будет счастлив и недолог.

Пользуясь указаниями старика, Баурджин и его люди поехали по широкой тропе, ведущей в сопки. Кратчайший путь к соседям и через них — в кочевье Джамухи. Да, судя по всему, путешествие подходило к концу. А самое главное ещё только начиналось.

Вокруг вставали крутобокие сопки, поросшие густым смешанным лесом с преобладанием лиственницы и сосны. На кручах кое-где высились могучие кедры, напоминавшие Баурджину древних великанов из какого-то народного эпоса. Над головами путников светило яркое солнце, по обеим сторонам дороги тянулись заросли цветущего иван-чая и чабреца пополам с жёлтым багульником. В кустах жимолости и шиповника порхали разноцветные бабочки, лёгкий ветерок приносил терпкий запах душистых трав. Поматывая головами, небольшие выносливые лошадки неспешно поднимались в гору. Хорошие лошади. Подарок…

Баурджин вдруг прислушался и обернулся. Позади раздался приближающийся стук копыт. Кто-то ехал… Нет — скакал! Мчался во весь опор! Гамильдэ-Ичен проворно сдёрнул с плеча лук — где-то уже он его выпросил. Или — спёр, но сказал — подарили.

— Спокойно, Гамильдэ, — заворотив лошадь, нойон приподнялся в седле. — Кажется, это какой-то одинокий всадник. Попутчик… Может, даже знакомый…

Из-за кряжа показалась белая лошадь, и Баурджин чуть было не присвистнул, узнав всадника… точнее — всадницу. Черноволосая девчонка в приталенном, по-мужски подпоясанном дээли из ярко-голубой ткани с белою оторочкою. Подобный наряд был и на Баурджине. Специально, что ль, так оделась? Гуайчиль… Её только тут и не хватало! Хоть бы не сказала — возьми меня с собой!

— Подожди, Баурджин-гуай!

Подъехав ближе, девушка спрыгнула с лошади и, подбежав к нойону, протянула ему небольшой замшевый мешок:

— Вот… Я тут кое-что собрала. В дорогу. Пожалуйста, возьми!

Смущённо крякнув, Баурджин принял подарок:

— Спасибо тебе, Гуайчиль.

— Я буду ждать тебя, Баурджин-гуай!

Баурджин поспешно отвернулся — ему было жаль девушку. И тем не менее нужно было ехать. А девчонка… В конце концов он её не выпрашивал — сама навязалась.

— Прощай, Гуайчиль!

— Прощай… Пусть помогут вам боги.

И всё ж таки на душе стало как-то нехорошо, скверно. Словно бы, упав в лужу, нахлебался грязи.

— Забавная какая девчонка, — проводив глазами всадницу, с улыбкой произнёс Гамильдэ-Ичен. — Красивая! Интересно, что там, в мешке?

— А вот сейчас и посмотрим. — Баурджин быстро развязал тесёмки. — Наверное, какая-нибудь еда…

Еда в мешке точно была: сухое молоко, творог, вяленые полоски мяса — борц, солёные шарики сушёной брынзы. А ещё — стальные наконечники для стрел, запасные тетивы к луку, даже точильный брусок!

Гамильдэ-Ичен и Сухэ переглянулись:

— Молодец, девчонка! Это кто ж такая?

— Так, — уклончиво отозвался нойон. — Одна знакомая… Что тут ещё? Хадак, какая-то нитка…

— Нитка?!

— И кажется, клей…

— Клей?! — Гамильдэ-Ичен громок захохотал. — Ай да девка! Да здесь у тебя полный свадебный набор, нойон! Клей — для «склеивания» жениха и невесты, красная шёлковая нить — для связывания душ молодых, ну и хадак — пожелание счастливой свадьбы. Велико ли приданое дают за девчонкой, а, Баурджин-нойон?

Сухэ тоже засмеялся.

— Смейтесь, смейтесь, болтливые сойки, — отмахнулся от парней Баурджин. — Только помните пословицу: «Лучше меньше слов, да больше скота!»

— А ещё такая пословица есть: «Лучше уж говорить, чем ничего не делать!»

Так, пересмеиваясь, и поехали дальше, пока впереди не показалась высокая вершина с одиноко стоящей корявой сосною.

— Хорошо бы туда забраться, — нойон задумчиво почесал подбородок, — думаю, с этой горушки открывается замечательный вид.

— А что нам до видов? — изумился Сухэ. — Добраться бы скорей хоть куда-нибудь.

Баурджин хмыкнул: вот уж действительно — промолчит дурак, так, может, сойдёт за умного. А уж если не молчит…

— Мы просто осмотрим всю местность, — объяснил парню Гамильдэ-Ичен. — Прикинем, где чьи кочевья, где пастбища, дороги, тропы. С такой высоченной горы далеко видать!

Сухэ тяжко вздохнул:

— Сначала надо ещё туда взобраться.

Гамильдэ-Ичен кивнул в сторону:

— А вот, кажется, туда тропинка. Или — вон та. Да, наверное, та, она и пошире, видать, ей частенько пользуются.

Сказать по правде, Баурджину не внушала особого доверия ни одна из двух троп, ответвлявшихся от основной дорожки к сопке с корявой сосною. Какая из них приведёт к вершине? И — не таится ли там, в глуши, какой-нибудь хищный зверь, или, того хуже — не укрываются ли в чаще недобрые люди?

Сейчас приходилось полагаться лишь на свои чувства, Гамильдэ-Ичен и Сухэ родились и выросли в степях и тайги откровенно побаивались.

— Здесь все не так, — словно продолжая мысли нойона, негромко протянул Сухэ. — И ветер не такой, как в степи, и звуки, и запахи… Вот, слышите — хрустнула ветка? Кто это? Человек или зверь? Не знаете? И я не знаю…

— Может, просто обломился сучок? — предположил Гамильдэ-Ичен. — Что гадать? Надо ехать.

— Уж тогда давайте поедем по ближней. — Сухэ потрепал по гриве коня. — Какая нам разница — по какой?

Баурджин задумчиво кивнул, глядя, как порывы налетевшего ветра раскачивают вершины деревьев. Деревья, деревья, деревья… Рвущиеся к небу лиственницы, могучие кедры, корявые сосны на вершинах гор, а в урочищах — тёмные угрюмые ели. Лишь кое-где на пологих склонах зеленели тополя и берёзки. А в остальном все вокруг — непролазно, непроглядно, угрюмо. Прямо какое-то Берендеево царство! Чаща! Южная зона тайги. Целое лесное море. Даже у самого нойона бегали мурашки по коже, что уж говорить о степняках — Сухэ с Гамильдэ-Иченом. Лес был для них чужим местом, полным неизведанных опасностей и страшных колдовских тайн.

Вот все разом вздрогнули: где-то впереди (или сбоку) захрустели кусты.

— Косуля… — прислушиваясь, шёпотом произнёс Гамильдэ-Ичен.

Баурджин хохотнул:

— Тогда уж, скорее — олень. Ладно, охотиться сейчас некогда, едем.

— Да мы и не собирались…