Андрей Посняков - Орда (Тетралогия)

Быстрее! Быстрее! Стучало сердце. Баурджин на ходу оглянулся — позади никого. Видать, вражины ещё не взобрались на прибрежные скалы. Это хорошо, хорошо…

Узким языком вгрызающаяся в сопки долина сейчас, осенью, уже не представляла того незабываемого по своей красоте зрелища, как весной или в начале лета. Цветы отцвели, трава выгорела и пожухла от солнца и уже ничем не напоминала волнующееся изумрудно-голубоватое море. Впрочем, деревья на склонах сопок — осины, берёзы, тополя — всё ещё стояли зелёные, лишь изредка перебиваемые жёлтыми вкраплениями жимолости и багульника. Пахло сухим сеном и — правда, это так только казалось — парным молоком. Да-да, парным молоком — в кочевье Баурджина его было вдоволь, а мясо в его гэре не переводилось даже летом! И все — благодаря Джэгэль-Эхэ, умело руководившей толпой слуг и сородичей. Ну и, конечно, благодаря Темучину, когда-то пожаловавшему Баурджину земли и скот. Темучин, стало быть — сеньор, а Баурджин — вассал. Кочевой феодализм называется.

У склона сопки беглецы остановились передохнуть. Вдали, в самом начале долины, уже показались тёмные фигурки врагов.

— Эх, нам сейчас бы лошадок, — тяжело вздохнул Гамильдэ-Ичен. — Тогда уж эти пешеходы нас ни за что бы не догнали.

Баурджин только сплюнул — лошадок ему… Вообще, развитие ситуации нойону не очень нравилось — враги отрезали их от реки и загоняли в сопки, в лес. А уж в лесу у охотников перед степняками все преимущества.

Гамильдэ-Ичен внезапно посмотрел под ноги, нагнулся… и, радостно улыбаясь, поднял из травы засохшую коровью лепёшку:

— Навоз! Навоз, Баурджин-нойон. Так и знал, что здесь — чьё-то пастбище!

— Навоз?! — Баурджин с видом знатока понюхал лепёшку. — Добрый скот здесь пасся… Сытый. И — не так давно. Да, эта долина — явно чьё-то пастбище, а все здешние скотоводы поддерживают Джамуху. Остальные просто ушли, откочевали.

Гамильдэ-Ичен повеселел:

— Думаю, где-то не так далеко их гэры. Подать бы знак…

— Охолони, Гамильдэ. — Баурджин поднял вверх указательный палец. — Враги наших врагов вовсе не обязательно — наши друзья. Здесь как раз такой случай. Люди Джамухи, попадись мы к ним в руки, предадут нас смерти с тем же удовольствием, что и охотники-людоеды.

— Нет уж, — упрямо возразил юноша. — Уж не знаю, кому как, а мне пусть лучше переломают спину, нежели сожрут, сварив в глиняных горшках.

— Кстати, про Джамуху рассказывали, что он съел-таки захваченных в плен воинов Темучина. Сварил и съел. — Нойон рассмеялся.

— То же самое говорят и про Темучина, — покачал головой Гамильдэ-Ичен. — Всё это слухи, и вряд ли правдивые. По крайней мере, немало достойных людей поддерживают Джамуху.

— Угу… — Баурджин улыбнулся. — Род Чэрэна Синие Усы, например. И его внучка — красавица Боргэ.

Юноша мечтательно улыбнулся:

— Ну и что?! Я бы не отказался сейчас увидеть здесь воинов Чэрэна! Ух, и пустили бы они огня под хвост людоедам! А? Скажешь, не так?

— Не скажу… — подняв голову, князь задумчиво обозревал росший на склоне сопки кедр. Толстый, кряжистый, он казался настоящим лесным великаном по сравнению с растущими рядом берёзами, осинами, елями.

Перехватив взгляд нойона, Гамильдэ-Ичен понятливо улыбнулся:

— Предлагаешь спрятаться на его кроне? Хорошее место…

Баурджин покачал головой:

— Нет, Гамильдэ, наши преследователи будут рассуждать так же. Мы не станем прятаться на кедре. А вот затаиться на той корявой сосне — вполне можем. Не так уж там и приметно.

— Тогда что ж мы стоим? — хмыкнул юноша.

Вскарабкавшись на сосну, беглецы затаились среди густых ветвей, с удобством расположившись на толстых сучьях. Хорошая оказалась сосна, надёжная… хотя, конечно, по сравнению с кедром — фитюлька.

Осторожно раздвинув колючие ветки, Баурджин всмотрелся и увидел быстро приближавшихся врагов. Те растянулись цепью, шагов через пять друг от друга — зачем, непонятно. Наверное, предполагали, что беглецы могут затаиться в траве? Или, скорее всего, просто искали следы.

— Один, два… четыре… — шёпотом считал Гамильдэ-Ичен. — Восемь… девять… одиннадцать. Одиннадцать. Число какое-то несуразное. Ну, я понимаю, семь или девять, ну — десяток… А здесь одиннадцать. Ни туда, ни сюда.

Одиннадцать… Не так уж и много. Но и не так уж и мало — для двоих-то! Причём нужно учитывать, что каждый из преследователей — прирождённый охотник, прекрасно ориентирующийся в любой, даже самой непролазной чаще. И тем не менее одиннадцать — это не двадцать.

— Смотри-ка! — не выдержав, ухмыльнулся юноша. — И наш приятель, кажется, с ними.

Баурджин тоже заметил среди врагов тонкую фигурку черноволосого парня, но вот были ли то Каир-Ча или какой иной подросток — бог весть…

— Лучше б его тогда сожрал медведь, — не унимался Гамильдэ-Ичен. — А то ведь так получается, что потом этот парень со своими сородичами чуть было не сожрал нас.

— Ам-ам, — вспомнил вдруг князь.

Юноша повернул к нему голову:

— Не понял?

— Присказка такая. Похоже, они и своих мертвяков жрут, не брезгуют!

— Чёртовы дикари!

Между тем враги как раз остановились у кедра, видимо — посовещаться. Молодой воин — Каир-Ча? — живо взобрался на вершину дерева, и сидевшие на сосне беглецы облегчённо переглянулись — вот так-то!

Вражеский дозорный так и сидел на кедре, по всей видимости координируя действия остальных. Время от времени кто-нибудь из охотников-каннибалов прибегал из лесу к кедру, что-то спрашивал и вновь исчезал в чаще. Что ж, надо признать, действовали преследователи умело и, не заберись беглецы на сосну, вполне возможно, их изловили бы уже к вечеру. Или подстрелили бы.

Пока нойон пристально следил за врагами, Гамильдэ-Ичен забрался повыше, рискуя обломить какой-нибудь тонкий сучок. И всё же, несмотря на такой риск, необходимо было осмотреться получше.

— Ну? — подняв голову, шёпотом спросил Баурджин. — Что видишь?

— Вижу дымы! — через какое-то время с воодушевлением откликнулся юноша. — В начале долины. Отсюда — примерно двадцать полётов стрелы.

Нойон улыбнулся:

— Отлично! А не видно ли где-нибудь поблизости пасущегося стада?

— Стада? Нет, не видно. Хотя… Вижу! Вижу в распадке какое-то дрожание воздуха. И еле заметный дымок! Пастушеский костёр!

— В распадке? — Баурджин и сам попытался вглядеться, да мешали остальные деревья, так что приходилось доверяться напарнику.

— Справа от нас, в десяти выстрелах.

Стадо — это было неплохо. Пастухи очень не любят, когда тревожат их скот — и вот насчёт этого имелись у нойона кое-какие мысли.

— Дождёмся темноты и проберёмся ближе к пастушескому лагерю, напугаем коров, собаки пусть лают — сами скроемся и будем ждать облавы. Людоеды, естественно, ничего подобного дожидаться не будут — уйдут.