Андрей Посняков - Орда (Тетралогия)

Послышался быстро приближающийся стук копыт. Баурджин отвёл взгляд от неба — интересно, кто это ещё приехал? А, наверное, Эрхе-Хара.

Нет! На конях были одни женщины, и довольно молодые. Девчонки! А впереди-то ничего, симпатичная. Личико приятное, белое, глаза — как звезды. Волосы — длинные, тёмные, волнами выбиваются из-под шапки.

— Оставьте меня, — выпрыгнув из седла, заявила звездоглазка. — Я побуду здесь.

— Но, Гурбесу-хатун, повелитель запретил нам…

— Я сказала, оставьте! И не бойтесь, я ещё не сошла с ума, чтобы пировать с мужчинами. Просто поговорю с мужем.

Громко посетовав, остальные девчонки послушно повернули коней. Лишь одна обернулась:

— Так нам возвращаться в юрту без тебя, Гурбесу-хатун?

— Да, да, возвращайтесь! — Девушка махнула рукой, как показалось Баурджину, раздражённо. — Я знаю дорогу.

— Но…

— К тому же вернусь не одна.

Девчонки наконец уехали, к явному облегчению звездоглазой. Проводив их взглядом, она подошла к коновязи и, задумчиво взглянув на Баурджина, произнесла одно короткое слово, которое можно было истолковать и как сокращённое пожелание доброго здоровья, и как просто — «привет».

— Привет, — так же коротко отозвался юноша.

Гурбесу-хатун… Однако… Такая молодая, даже юная, можно сказать, судя по виду, уж ничуть не старше Баурджина… А — хатун! Законная жена хана. Одна из жён, скорее всего — младшая. Ну, всё равно, не какая-нибудь там наложница — кумма. А симпатичная, чертовка! Жаль, что здесь нет табака, так бы постояли бы вместе, покурили… Глядишь, познакомились бы поближе…

— Ты чего тут стоишь? — Девушка оперлась на коновязь рядом. — С пира выгнали?

— Сам ушёл, — честно признался парень.

Гурбесу понимающе усмехнулась:

— Видать, плохо стало?

— Да вроде того…

— Ты дыши поглубже, пройдёт. Много там уже облевалось?

Баурджин засмеялся — а ничего девчонка, весёлая, и без всякого выпендрёжа, несмотря на то что хатун.

— Слушай, а я тебе что-то не помню, — присмотревшись к собеседнику, задумчиво произнесла юная госпожа. — Видать, из новеньких. Из какого ты рода?

— Из рода Олонга!

— А, знаю. Старший сынок у этого Олонга такой противный-противный. На жабу похож. Как же его… А! Вспомнила! Жорпыгыл Крыса. Так ты, значит, на пир приглашён?

— Ну да, — юноша улыбнулся, — иначе б с чего я здесь ошивался?

— А бог тебя знает, с чего? Может, что худое замыслил? Да ладно, ладно, не обижайся — шучу.

— Шутница ты, как я погляжу!

— Зовут-то тебя как?

Баурджин хмыкнул — ну наконец-то поинтересовалась! — и кратко представился.

— А я — Гурбесу. Вряд ли мы с тобой когда-нибудь ещё встретимся. Род Олонга кочует где-то у самого чёрта за пазухой! Одни пески, сопки да немытые язычники-монголы. Брр! Жуть какая! И как хоть вы там живете?

— Да вроде ничего живём, как везде…

Юноша чётко представлял уже, что этой неожиданной собеседнице что-то от него было надо! Иначе бы с чего ей тут маячить, трещать языком? Неужели других дел не нашлось у законной жены хана? А в юрту-то она не идёт, что характерно.

Меж тем Гурбесу решила брать быка за рога. Начала исподволь, спросила вроде бы невзначай:

— Тебе какие девчонки нравятся?

— Красивые, — юноша хохотнул в ответ.

— Красивых много. А всё-таки? Желтолицые, белокожие, смуглые? Или, может быть, круглоглазые северянки с волосами белыми, как кишки покойника?

— А что, есть тут и такие? — усмехнулся Баурджин.

— Здесь есть всякие, — вполне серьёзно ответила девушка. — Так какие же?

— Ну… такие, как ты!

— Хорошо. — Гурбесу задумчиво кивнула, словно бы сделав для себя отметку, после чего сразу перешла к делу: — Вот что, Баурджин. Ты, я вижу, неплохой парень…

Юноша приосанился:

— Это для кого как!

— Можешь помочь мне?

— Помочь? Конечно, и с большим удовольствием! — Баурджин со всей искренностью приложил руку к сердцу. — А что делать-то?

— Ничего особенного. — Девушка оглянулась и нервно закусила губу. — Ты знаешь Тэйбаку, младшего ханского сына?

— Лично не знаком. Но в лицо — знаю. Он, кстати, сейчас в юрте, пирует.

— Странно, если бы его там не было. — Гурбесу улыбнулась. — Передай ему, пожалуйста, вот это… — Она протянула ладонь, на которой лежал маленький кусочек пергамента с нарисованным широко раскрытым глазом.

Баурджин удивился:

— Что это?

— Не твоего ума дело! Ой, извини… Так передашь?

— Конечно!

— Только смотри, чтоб никто не видел, ладно?

Махнув рукой, Баурджин отправился обратно в юрту. А там уже начиналось самое веселье! Двое здоровяков-нукеров, раздевшись до пояса, боролись, остальные галдели, какой-то бедняга рыгал, а кое-кто уже спал, уткнувшись лицом в маленькие войлочные подушки.

Сделав вид, что ищет своё место, юноша подошёл к Тэйбаке, в числе прочих с неподдельным азартом следившим за ходом борьбы, и, встав рядом, тихонько произнёс:

— Просили передать тебе одну вещь…

И незаметно сжал руку ханского сына, вкладывая в неё рисунок.

— Что? — Тэйбака дёрнулся и тут же застыл, отвернулся, тайком от других вглядевшись в изображение.

После чего, не обращая более никакого внимания на Баурджина, подошёл к отцу, верховному хану Инанч-Бильгэ и, почтительно поклоняясь, произнёс:

— Съезжу проведаю Эрхе-Хара. Говорят, ему что-то нездоровится.

Инанч-Бильгэ ухмыльнулся:

— Съезди, съезди. Проведай, чем там занимается этот кераитский хитрец? Или он уже надумал вернуться к своим племенам? Они ведь, кажется, не все ушли с Тогрулом?

— Узнаю и доложу, отец. — Тэйбака прижал руки к груди и, ещё раз поклонившись, вышел.

«Ходок, видать… — почему-то неприязненно подумал Баурджин про молодого хана. — Ясно, какого Эрхе-Хара он сейчас проведает. Который зовётся Гурбесу! Интересно, чья же она жена? Неужто самого верховного хана? Если так, то, выходит, Тэйбака сейчас наставляет рога родному папашке? Впрочем, кому какое дело до его морального облика? А девка ничего, красивая, и без выкрутасов…»

Испив из поданной слугой чаши — на этот раз, кумыс, уж, слава богу, не арька! — юноша вытер губы рукавом и — бочком, бочком — стал продвигаться к выходу. Скоро стемнеет, да и вообще… Пора ближе к дому — от всякого начальства следует держаться подальше!

— Господин! — тихонько потянул юношу за рукав старый слуга.

— Нет, нет, — отмахнулся Баурджин. — У меня ещё есть хмельное, вон, целая чаша!

— Я не о том, господин. Тебя спрашивают снаружи.

— Кто?!

— Какая-то девушка.

— Девушка?

Баурджин поспешно покинул юрту — а никто за ним и не присматривал, больно надо, когда кругом такая пьянка, смотреть за всякими там десятниками! Ушёл — и пёс с ним.

Оказавшись на свежем воздухе, юноша огляделся. Смеркалось, но всё же ещё не настолько стемнело, чтобы не заметить невдалеке от юрты пару нетерпеливо бьющих копытами лошадей. Одна лошадь была без седока, на другой сидела молодая девушка, лицо которой Баурджин всё-таки не мог хорошо рассмотреть. Впрочем, чего рассматривать-то? И так ясно, что эту девчонку он всё равно не знает — откуда здесь у него знакомые девушки? Ну, разве что Кералан-Дара… Но та — златовласка, а эта… А эта чёрт её знает, какая, не видно. И главное, откуда взялась-то?