Андрей Посняков - Орда (Тетралогия)

— Анда, дай обниму тебя!

Побратимы заключили друг друга в объятия и некоторое время так стояли.

— А не пора ли нам идти? — несколько ревниво произнесла Джэгэль-Эхэ.

Друзья посмотрели на неё и дружно рассмеялись.

В лесочке — впрочем, лесочком это казалось лишь издалека, просто росли на вершине холма кусты да пара корявых сосен — собрались почти все, мокрые, исхудавшие, но довольные. Не было Гаарчи и Хуридэна… наверное, промахнулись, выбрались из воды не в том месте.

— Ничего, — махнул рукой Баурджин. — Утром их отыщем, пошлём кого-нибудь. Сейчас что будем делать?

— Я бы ушёл как можно дальше от реки, — негромко промолвил Гамильдэ-Ичен. — Хотя бы во-он к тем сопкам. — Он показал рукою на север. — Там, кажется, настоящий густой лес — есть где укрыться на первое время.

Баурджин кивнул:

— Пожалуй, мы так и сделаем — оставаться здесь слишком опасно. Эх, жаль Гаарчу с Хуридэном, но уж ничего не поделаешь — нам их сейчас не найти. Правда, можно немного подождать, ведь погони нет.

— Да, подождём, — засмеялся Кэзгерул Красный Пояс. — Заодно и отдохнём малость, переведём дух. Как ты нас нашёл, анда?

— Долго рассказывать. Не сейчас.

Безрезультатно прождав отставших, по прикидкам Баурджина-Дубова, примерно около часа, беглецы решительно зашагали по плоскогорью, спускаясь с холма в узенькую долину. Вот тут уже пришлось пожалеть, что ночь почти безлунная, тёмная! Того и гляди, можно было переломать ноги, а то и шею, угодив в расщелину или споткнувшись об какой-нибудь камень. Хорошо хоть в долине мягким ковром расстилалась под ногами трава. А сопки впереди уже были вот они — рядом. И точно — все покрытые лесом!

— Славно! — зябко потирая руки, радовался Гамильдэ-Ичен. — Уж в лесу-то нас никто не найдёт, не догонит, уж там-то мы спрячемся. Жаль только, сложно идти по такой темени!

И, словно в ответ на его слова, темнота вдруг озарилась светом! Сотни факелов вспыхнули разом — ну, почти разом, — озаряя оранжевым светом долину. Баурджин похолодел — их окружала по крайней мере сотня конных воинов. А впереди, преграждая беглецам путь, сидя на белом коне, довольно ухмылялся… Боорчу!

Вот вам и пьяница!

О, если б я мог, как живительная вода,

Быть жаждущим людям полезным и нужным всегда!

— Так вот зачем ты пробрался в моё кочевье, охотник-мерген! Я сразу узнал тебя, светловолосый! — глядя на связанного Баурджина, великий хан тайджиутских родов Темучин сурово сдвинул брови. — Тебе было мало тех милостей, которые я тебе оказал, возвысив твой род? Ты решил обмануть меня! Нанести мне вред! И, клянусь Тэнгри, если бы не мой верный Боорчу, ты, шелудивый пёс…

— Не дело великого хана оскорблять безоружного пленника, — покачал головой Баурджин, не без интереса рассматривая Темучина.

Ну, да, именно его он тогда и встретил в охотничьем домике, в компании Джэльмэ. Повелитель… Властен, глаза желтоватые, тигриные, лицо, пожалуй, вполне обычное, не столь уж монгольское — без резко обозначенных выдающихся скул. Усы как у старшины Старогуба. Но взгляд, взгляд! Словно бы прожигал насквозь. Истинный Повелитель!

— Великий хан, позволь молвить, — с визгом выкатился под ноги хана грязный гнилозубый старик, растрёпанный, с выпученными глазами и искажённым в гримасе ртом, вполне достойный украсить своей особой какую-нибудь психиатрическую лечебницу.

— Что тебе, мой верный Кокэчу? — Темучин покусал ус. — Ты хочешь сказать мне волю богов?

— Убей его, убей! — брызжа слюной, завизжал старик.

Баурджин даже попятился — до того было неприятно. Даже попросил:

— Убрал бы ты от меня этого сумасшедшего, великий хан. Крутится тут под ногами, смердит, мешает нам с тобой разговаривать — а мы ведь только начали беседу.

— Этот «сумасшедший», как ты выразился, — великий шаман Кокэчу, — жёстко отозвался хан. — И за его оскорбление тебе сломают хребет.

— Дался тебе мой хребет… Мне уже его раз пять должны сломать, словно я тут невесть что наделал. А ведь всего-то — выручил своих друзей, — тут пленник вздохнул. — Вернее, попытался выручить, увы, неудачно.

— Значит, мои враги — те, что в яме, — твои друзья?

— Выходит так, великий хан. — Баурджин пожал плечами и попросил, если можно, развязать ему руки — затекли.

— Ха! — усмехнулся Темучин. — Вы только посмотрите на этого наглеца и предателя!

Юноша насупился:

— Вот уж предателем никогда не был. Обвинение твоё необоснованно, великий хан.

— Как это необоснованно? — Вождь монголов откровенно забавлялся беседой с пленным. То ли не спалось ему, то ли просто так, развлекался.

Кроме самого Темучина и его телохранителей — здоровенных молодцов в позолоченных доспехах — в просторном гэре находились Боорчу, Джэльмэ, плюющийся слюной придурок-шаман и ещё какие-то довольно молодые люди в богатых, расшитых золотом и серебром дээли. Все друзья Баурджина, включая и невесту, скорее всего, были водворены обратно в ту же яму, из которой бежали. Куда же ещё-то? А интересно, Гаарчу с Хуридэном они поймали? Наверное, нет. Если так, хоть тем повезло.

— Не ты ли, охотник-мерген, вначале ревностно служил мне — надо сказать, неплохо, — а сейчас вот — предал, хитростью и коварством освободив моих врагов?! — возмущённо гремел голос хана.

— Всё это, мягко говоря, неправда! — защищался пленник.

— Вот это да! — Темучин покачал головой и перевёл взгляд на своих друзей — Джэльмэ и Боорчу. — Давно уже не видал столь нахальных людей! Да как же неправда-то?! Или это не ты сегодня чуть было не организовал побег?

— С этим я и не спорю…

— Ещё б ты спорил!

— Но вот со всем остальным я категорически не согласен! — Баурджина-Дубова несло, словно на партийном собрании — молчал-молчал, слушал, подрёмывая, всякую хрень, да вот вдруг неожиданно проснулся, да ринулся резать правду-матку. Причём — довольно обстоятельно и логично. Темучин, несомненно, был умным человеком. Кто б сомневался? На то сейчас и был расчёт.

— Во-первых, я не охотник-мерген, а Баурджин из рода Серебряной Стрелы…

— Не помню такого рода!

— И что вы с Джэльмэ почему-то приняли меня за охотника — там, в найманских горах, — это ваши дела, не мои, я к тому совершенно непричастен. Вот, вспомни-ка, великий хан, и ты, Джэльмэ-гуай, разве ж я назвался тогда мергеном?

Темучин и Джэльмэ переглянулись:

— Не назвался. Но и не протестовал, когда мы тебе так называли.

— А с чего мне было протестовать? Я ведь к вам не напрашивался.

Темучин с видимым наслаждением отпил из белой пиалы кумыс и кивнул друзьям:

— Кушайте, кушайте, пейте! Здесь все яства — для вас. Кончатся, слуги принесут ещё.