Андрей Посняков - Орда (Тетралогия)

Татары… Найти… отыскать их кочевья! Сегодня же… Нет, сегодня только узнать. Завтра сменятся с караула друзья. Им положено три дня отдыха. Успеем! Отпроситься у Темучина… отпустит? Должен. А не отпустит, так уехать самовольно — главное сейчас, отыскать Джэльгэ-Эхэ! Но если придётся действовать самовольно, тогда лучше друзей с собой не брать, не подставлять их под возможный гнев хана. Итак…

— Баурджин-нойон! — во второй раз почтительно обратился к юноше ханский нукер в шлеме с перьями кречета.

Юноша наконец отвлёкся от своих мыслей:

— Что такое?

— Повелитель призывает тебя в свой гэр, Баурждин-гуэй. И не только тебя, но и всех своих вельмож. Прошу поспешить, многие уже там.

— Хорошо, — озабоченно кивнул Баурджин. — Едем!

В просторной юрте Темучина было не протолкнуться. Военачальники в блестящих доспехах, надменные вожди подвластных племён, какие-то чиновники, вельможи… Баурджин пробрался поближе к старому собутыльнику — Боорчу, спросил шёпотом:

— Что тут такое будет?

— А, это ты, — обернувшись. Боорчу покусал ус. — Чего не заглядываешь?

— Да все дела…

— Дела не дела, а намахнуть добрую пиалу арьки за здоровье великого хана — отказываться грех!

— Зайду обязательно!

— А что здесь будет, я и сам не знаю. Да и, похоже, никто… О! Кажется, повелитель!

Утробно зарокотали барабаны, затрубили рога — и под эту дикую музыку в юрту вошёл Темучин. Как всегда — подтянутый и строгий, с небольшой бородкой и острым взглядом «тигриных» изжелта-серо-зелёных глаз, он чем-то напоминал Баурджину-Дубову маршала Жукова со знаменитого портрета среди развалин. Только — положа руку на сердце — куда уж было Жукову до Темучина!

Хан вошёл — и все пали ниц, и Баурджина словно швырнула коленями на кошму какая-то неподвластная ирреальная сила. Все пали на колени, все! Даже Боорчу, Джэльмэ — друзья и побратимы Темучина. Уж не дураки были, понимали — это в частной жизни можно пить с ханом арьку да шутить шутки, а вот сейчас, здесь, Повелитель Темучин — «Чингис-хан» — «хан-океан, хан-вселенная» — олицетворял собою высшую власть, власть от Бога или богов, кто во что верит.

— Встаньте, друзья мои! — Темучин уселся на резной трон из белых костей дракона, что целыми кучами находят в не столь уж и далёкой пустыне Гоби. Даже намётанный глаз Дубова не сразу определил, что же это за зверь такой? Право слово, кошмарнейшее зубастое создание, что-то типа тиранозавра или ему подобной давно вымершей зверюги.

Между тем все встали на ноги, поспешно поднялся и Баурджин.

Темучин обвёл всех пристальным взглядом:

— Я собрал вас, друзья мои, чтобы объявить — завтра, до восхода солнца, мы выступим против татар!

— Слава великому Тэнгри! — разом воскликнули все. — Хур-ра! Хур-ра! Хур-ра!

— Хур-ра! — Юноша радостно кричал вместе со всеми. Ещё бы ему было не радоваться! Теперь не надо ни у кого никуда отпрашиваться, теперь-то уж он отыщет Джэгэль-Эхэ, вызволит её из плена, чего бы это ни стоило!

— Через сутки мы будем в татарских кочевьях, — властным взглядом установив тишину, негромко продолжал Темучин. — Через двое — разобьём их войско. Через трое суток — с трофеями вернёмся обратно. Ну а дальше — как захочет Тэнгри! Теперь же… Нойоны пусть проверят войска, разведка — выедет ещё ночью, первой. Кто-нибудь желает что-то спросить? Нет?! Вот и славно. Тогда идите, и пусть те боги, в которых мы верим, пошлют нам завтра удачу.

Князья, военачальники и багатуры, кланяясь, покидали гэр. Баурджин тоже направился к выходу, как и все, находясь под впечатлением краткой речи хана. Надо же так разложить! Как по полочкам: через сутки — дойдём, через двое — разобьём, на третьи — вернёмся. И главное, все ему верили! Судя по глазам, ну вот нисколечко не сомневались в словах великого хана! Честно говоря, и он сам, Баурджин-нойон, неизвестно почему, тоже в этом не сомневался. Дойдём! Разобьём! Вернёмся! Почти как у Цезаря — «вени, види, вици» — пришёл, увидел, победил!

Да пусть помогут боги в этом благом деле!

Поклонившись, юноша в числе последних покинул ханскую юрту.

Злобный враг малочислен,

Ядовитая змея тонка…

— Кажется, пора, парни!

Подав команду, Баурджин-нойон выскочил из-за сопки и во главе своего небольшого отряда бросился на наступавших врагов.

Татарские всадники в кожаных латах приближались неудержимой лавиной, их было больше, значительно больше, чем людей молодого князя. Но отступать нельзя — враги получили бы тогда замечательную возможность выйти к войскам Темучина с тыла.

— Ввяжемся в бой! — Баурджин стиснул зубы и, обернувшись, крикнул на всём скаку: — Гамильдэ, скачи к Боорчу — пусть ударит с фланга.

Махнув рукой в знак того, что понял, Гамильдэ-Ичен лихо завернул коня и скрылся за сопкой. И вовремя — вслед ему полетели стрелы. Баурджин усмехнулся — поздно, парни, стреляете, поздно!

Ещё раз осмотрев своих — здоровяков Юмала и Кооршака, анду Кэзгерула и воинов-меркитов из тех родов, что признали над собой власть Темучина, — юноша остался доволен. Кони — сытые, всадники — злые, сабли остры, а стрелы метки — что ещё нужно для того, чтобы победить в сече? Слишком много врагов? Так это ж славно — больше будет добычи!

От топота конских копыт сотрясалась земля. Поднятая всадниками пыль висела над полем битвы густым жёлто-серым маревом. Попадала в глаза, в нос, в уши, противно скрипела на зубах. Впереди угрожающе блестели татарские копья. Крепкие кожаные доспехи прикрывали всадников и их коней. Тускло сверкали шлемы.

Тяжёлая кавалерия… Рыцари, мать ити… Трудновато будет их победить. Что ж, тем больше славы!

— Копья к бою! — выкрикнул молодой князь. — И да поможет нам Христородица!

У его людей, конечно, пока не было столь мощного вооружения. Не было панцирей — лишь у самого Баурджина имелся лёгонький, с пришитыми металлическими бляшками, а кони оставались совсем бездоспешными. Но это значит, что лошадям и всадникам легче передвигаться. А татары всё ближе! Дрожит земля. Блестят копья. Хрипят покрытые кожаными латами кони. И вот уже хорошо видны злые глаза врагов.

Баурджин опустил копье и бросил коня вперёд…

Сшиблись! Сошлись! Ударили друг в друга копьями. Заржав, взвились на дыбы кони. Несколько человек упало. Мир их праху. И своим, и врагам…

Кинув обломок копья во врагов — не собьёт, так отвлечёт, — Баурджин выхватил саблю, взмахнул, отражая натиск татарского латника. И сделал это вовремя — два клинка столкнулись, высекая розоватые искры… Раскосые глаза татарина злобно сверкнули. Что-то завопив, он нанёс сразу несколько ударов, отражённых юношей с большим трудом. Вот когда Баурджин пожалел, что недостаточно времени уделял искусству сабельного боя! Тем не менее кое-какие приёмы помнил. Спасибо Боорчу — показал!