Андрей Посняков - Орда (Тетралогия)

Нет, некогда размышлять! Джэгэль-Эхэ надобно отыскать как можно скорее! Третий день уже её нет, видать, что-то случилось. Вот, тоже, кстати — стройна, красива, ясноглаза! И волосы такие пушистые, будто каждый день их шампунем моет. Типичная такая монголка, как же…

Да. Пора уже её поискать. Гамильдэ-Ичен говорил, она умчалась по каким-то важным делам. Не одна умчалась, с девушкой… С какой девушкой? Где сейчас Гамильдэ-Ичен? В карауле? Скорее всего… Подождать, когда сменится? А зачем ждать? Вот сейчас и съездить, проехаться вдоль реки… Вдоль реки… Татары, между прочим, на юге, а река — на севере. Зачем же там караулы выставлять, да ещё усиленные? От каких-нибудь меркитов? Верится с трудом… Значит, имеется там какой-то сильный враг. Кто?

— Пусть будет у тебя хороший день, господин! — войдя в гэр, низко поклонилась Мэй Цзы, служанка и секретарь цзиньского посланца-шпиона. В красном, расшитом драконами халате, вовсе не напоминавшем монгольский дээли, темноволосая, черноглазая, с пухлыми чувственными губами и небольшим носиком, Мэй Цзы как раз очень даже походила на типичную китаянку… которой, собственно, и являлась.

— Здравствуй, Мэй Цзы. — Баурджин улыбнулся. — С чем тебе прислал твой хозяин?

— Прошу извинить, что я, женщина, осмелилась войти в ваше жилище, — снова поклонилась девушка. — Вы ведь знаете, господин, мой хозяин, почтеннейший шэньши Чжэн Ло, доверяет только мне.

— Знаю, знаю. — Молодой человек замахал руками. — Чего хочет от меня уважаемый господин Ло?

— Почтеннейший шэньши хочет, чтоб вы сопровождали его во время утренней прогулки, если вас это, конечно, не сильно затруднит.

— Нет, не затруднит, передай своему господину, что я с удовольствием с ним проедусь.

Девушка ещё раз поклонилась и вышла из гэра.

«А она миленькая, — посмотрев ей вслед, машинально подумал юноша. — Очень даже ничего. И кажется, сильно побаивается своего хозяина. Интересно, он с ней спит? Да наверняка. Старый чёрт!»

Честно говоря, не столь уж и стар был цзиньский посланник, сколько мерзок — весь какой-то прилизанный, улыбчивый, липкий. И хитрый — на лице написано — хитрый! Нужен ему сейчас Баурджин, как же! Просто не менее хитрый Темучин, после случая с Цзы Фанем, якобы в целях безопасности посланника запретил тому куда-либо ходить одному — только в сопровождении «учёнейшего Баурджина-нойона». Баурджин немало посмеялся, услыхав своё новое звание — «учёнейший»! Это ж надо так обозвать! На китайский манер, наверное, чтобы большее впечатление произвести на «почтеннейшего шэньши».

— Хорошо ли вы спали, уважаемый господин Ло? — подъехав к выделенной посланцу юрте, вежливо осведомился юноша.

— А, вот и вы, господин Баурджин-гуай! — Чжан Ло как раз вышел наружу и, дожидаясь, пока слуги приведут лошадь, щурился, посматривая по сторонам. Лицо у него было… не сказать, чтоб неприятное или особо дурное, вполне обычное для китайца лицо… но вот выражение… Этакое «я-вас-очень-очень-уважаю-люблю-но-при-случае-обязательно-воткну-нож-в-спину»! Именно так.

Китаец приторно улыбнулся:

— Спал я, словно младенец, спасибо великому хану. Не затруднит ли вас, уважаемый шэньши Баурджин-нойон, сопроводить меня на прогулке вдоль реки? Там такие чудесные места, они очень напоминают мне родину.

— Рад буду сопровождать, — приклеив улыбку, кивнул Баурджин. — Я и сам туда собирался.

Вот тут он ничуть не погрешил против истины! И в самом деле — Гамильдэ-Ичен тоже должен быть где-то там, у реки, вместе со всеми. А сменятся они не скоро, так что лучше уж съездить самому, тем более — и случай удобный представился.

— Мэй Цзы тоже поедет с нами, если вы не против, — посланник улыбнулся ещё шире, — видите ли, она знает много стихов. А я люблю поэзию.

— Конечно, конечно, пусть едет!

Ага, стихи она будет читать, как же! Лишняя пара глаз и лишняя пара ушей. Что же там собирается высматривать Чжэн Ло? Расположение караульных постов? Но — зачем это ему? Где империя Цзинь и где река Керулен? Прямо скажем, не близко. Впрочем, для шпиона любая информация лишней не будет. Хотя что толку ему от постов? Они ж все временные.

Втроём они не спеша ехали вдоль голубой ленты реки, наслаждаясь прохладным ветерком и зеленью корявых, растущих на береговых кручах сосен. Яркое солнце отражалось в воде узенькой золотистой дорожкой, в омутах играла рыба. Баурджин-Дубов улыбнулся — а хорошо было бы посидеть сейчас с удочкой, хотя бы во-он у того плёса…

— Красивая река, — негромко сказал Чжэн Ло. — И широкая…

Позади что-то коротко произнесла Мэй Цзы. Что — Баурджин не понял, сказано было по-китайски.

— Она спрашивает, не нужно ли почитать стихи? — повернув лошадь к реке, с улыбкой пояснил посланник.

— Что ж, — Баурджин пожал плечами. — Если хочет, пусть почитает. Я ведь всё равно ничего не пойму.

Странные были стихи. С каким-то лающим указующе нервным ритмом. Баурджин, признаться, ожидал от китайской поэзии чего-нибудь понежнее, напевнее. А тут… Словно отрывистые команды вермахта.Чжен Ло переводил:

— Лу Ю — так зовут поэта, — пояснил чиновник и, явно хвастая, добавил: — Я с ним лично знаком!

— Хорошие стихи. — Баурджин тряхнул головой и подумал, что в переводе всё это звучит куда изящнее, нежели в оригинале, даже в нежных устах Мэй Цзы.

— Давайте прогуляемся по бережку! — предложил Чжэн Ло.

Баурджин снова согласился, хорошо помня приказ Темучина — ни в чём посланнику не мешать. Просто ходить рядом и наблюдать. Внимательно. А потом — подробно докладывать. Баурджин-Дубов этот приказ воспринял как надо — все правильно, разведка и контрразведка должны добывать информацию, а уж делать выводы и приказывать — прерогатива ставки.

И кой же чёрт посланника понесло к реке? Полюбоваться природой, стихи послушать? Ой, не смешите мои шнурки…

На всякий случай юноша старательно запоминал все те места, где они, хоть ненадолго, задерживались. У старой сосны, напротив большого серого камня, дальше… А дальше Чжэн Ло словно бы застыл у камышей, даже наклонился, умыл водою лицо.

Мэй Цзы снова заговорила, и посланник, оторвавшись от воды, зашагал дальше. Правда, перевести не забыл:

Хорошие был стихи, образные. Вот только в оригинале звучали хуже некуда, как-то отрывисто, зло.

И снова побрели, и опять почитали стихи, и остановились, и постояли, любуясь на игру солнца в светлой воде… Так и бродили, словно больше других дел не было — с чего, спрашивается?