Леонид Резников - Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников

И что еще доподлинно известно, гули в тот памятный для многих жителей города поздний вечер возвращались домой в приподнятом настроении, без особых видимых усилий таща на себе очередную жертву. От аппетитного запаха упитанного средних лет мужчины у гулей текли слюньки, и острые зубы радостно пощелкивали в предвкушении сытного ужина. Но об ужине им пришлось позабыть, как только они вступили во двор дома, который считали своей собственностью. А нужно сказать, никто и никогда не видел их входящими в этот дома или выходящими из него – гули при всей своей бестолковости были очень хитры.

Так вот, лишь гуль-муж по имени Олим-кирдык протиснулся со своей жертвой на широких плечах в калитку, как тут же замер на месте. И было отчего! В полной темноте по двору туда-сюда сновали десятки зеленоватых огоньков. Это было странно, сильно настораживало и вселяло страх в не ведающую страха душу гуля, которой, впрочем, у него и в помине не было.

– Эй, ты чего встал? – окликнула его гуль-жена, которую звали Юмюм-хана, и нетерпеливо толкнула мужа в спину.

– Сама посмотри, что здесь творится, – Олим-кирдык наблюдал за огоньками, постепенно теряя самообладание.

– Да дай ты пройти! Встал на самом пороге, – Юмюм-хана протиснулась мимо мужа и тоже замерла, не сводя глаз с блуждающих по двору огоньков. – Что это такое?

– Почем я знаю! – Олим-кирдык медленно опустил на землю свою ношу и почесал затылок. – Я такого еще никогда не видел.

– Я тоже, – призналась Юмюм-хана, прижимаясь к мужу. – Может, кто забавляется?

– Кто? – повернул к ней голову Олим-Кирдык.

– Не знаю.

– Не знаешь, так помалкивай! Какой дурак сюда полезет?

– Это верно.

Они немного помолчали, наблюдая за огоньками.

– Что будем делать? – спросил Олим-кирдык.

– Может, лучше уйдем сегодня отсюда?

– А как же еда?

– Да, есть хочется, – погладила живот Юмюм-хана, и тот, как бы подтверждая ее слова, призывно заурчал. – Не нравится мне это.

– Думаешь, мне нравится, да?

Внезапно один огонек метнулся к ноге Олим-кирдыка и начал шустро взбираться по ней.

– Ай! – в страхе отпрыгнул гуль, скидывая с себя нахальный огонек. – Они, кажется, хотят нами закусить.

Ну, разумеется, о чем еще могли думать гули, как не о том, чтобы кем-нибудь закусить. Ведь знаете поговорку, о том, как думает и судит каждый.

– А может, они просто так бегают? – предположила более рассудительная Юмюм-хана, но в ее голосе проклюнулась дрожь сомнения. – Давай лучше пойдем в дом, а?

– Давай, – согласился с женой Олим-кирдык и на цыпочках направился к дому, замирая на месте каждый раз, как только очередной огонек приближался к нему. Жена-гуль последовала за ним. – Уф-ф, кажется, пронесло, – отер со лба выступивший пот Олим-кирдык, ступив наконец на порог. – Жена, давай открывай дверь!

– Сам открывай! – спряталась за его спину Юмюм-хана.

– Да чего ты боишься?

– А ты?

– Я ничего не боюсь! – выпятил грудь колесом Олим-кирдык.

– Вот и открывай тогда, а я уж за тобой…

Олим-кирдык, долго мялся перед дверью, никак не решаясь взяться за ручку, несколько раз прикасался к ней пальцами, но вновь отдергивал их. Время шло, однако ничего не происходило. Наконец, собравшись с духом, Олим-кирдык взялся за ручку и осторожно потянул за нее. Просто кошмарный скрежет заставил встать дымом волосы у обоих гулей.

– Ты чего творишь, дуралей? – Юмюм-хана ткнула кулаком в ребро своего мужа.

– Так это… я… – растерялся тот, перестав тянуть за ручку.

– Чего ты там бормочешь?

– Я тут ни при чем. Она сама, – пролепетал Олим-Кирдыр, порядком струхнувший.

– Как сама? Она ведь никогда не скрипела!

– А теперь скрипит!

Оба примолкли, глядя на полуоткрытую дверь.

– Что будем делать? – тихо спросил Олим-кирдык.

– Что, что? Не знаю что! Открывай дальше, только осторожно.

Олим-кирдык, закрыв глаза, вновь потянул за ручку. Дверь скрипнула и вдруг перестала открываться. Олим-кирдык сильнее потянул за ручку, но дверь будто застопорило.

– Чего ты там копаешься? – нетерпеливо окликнула его Юмюм-хана.

– Дверь – она не открывается.

– Так тяни сильнее!

Тогда гуль что было сил рванул на себя дверь, чтобы разом покончить с этим. Тяжелая высокая дверь поддалась, но не открылась, а начала крениться на него. К противному скрипу прибавился еще и треск. Гуль, выпучив глаза и все еще держась за ручку, смотрел, как дверь все больше и больше клонится в его сторону, а когда сообразил, чем это может закончиться, было уже слишком поздно.

– Ай вай! – вскрикнул он, но отскочить не успел – помешала жена, прятавшаяся за его спиной. Дверь со всего размаха припечатала гуля в лоб и, рухнув, придавила всем своим немалым весом обоих.

Чихая и кашляя от поднявшейся пыли, гули с трудом выбрались из-под неимоверно тяжелой двери. Суеверный страх уже подбирался к их горлам. Но гулям было стыдно в этом сознаться, даже самим себе.

– Ты зачем дверь выломал, дубина! – набросилась Юмюм-хана на мужа, пытаясь выдать дрожь в коленках за гневный запал.

– Я не ломал, – замотал головой Олим-кирдык, отползая к деревянным перилам подальше от жены и двери. – Она сама упала! Я только потянул легонько.

– Вот я тебе потяну, – пригрозила мужу Юмюм-хана, отряхивая подол платья. – Вставай и пошли в дом!

– Не пойду, – вжался спиной в перила гуль. – Мне и здесь хорошо.

– Пошли, говорю!

– Тогда иди первой.

– Тоже мне, гуль называется! – презрительно сплюнула Юмюм-хана. – Смотри, как это делается, – она сделала шаг в дверной проем.

Доска под ее ногой скрипнула и вдруг ушла куда-то вниз, а из темноты прямо в лицо гуль-жене по дуге взлетел другой ее конец.

Бац!

Юмюм-хана от неожиданного и подлого удара подалась назад и взвыла от боли, схватившись руками за лицо. Вертикально стоящая доска медленно наклонилась вбок и с глухим «бум» опустилась на голову так и не успевшему понять, что, собственно, произошло Олим-кирдыку.

– Уй-юй! – взвыл тот, хватаясь за голову руками. На затылке гуля тут же начала вздуваться огромная шишка, но его жене пришлось гораздо хуже. Лицо ее было красно, нос скошен набок, а несколько зубов шатались. – Пойдем отсюда, жена!

– Нет! – кипя от злости, воскликнула та. – Это чьи-то дурацкие шутки! Вставай и идем внутрь.

– Не встану! – воспротивился Олим-кирдык, еще сильнее вжимаясь спиной в перила.

– Вставай, сказала, а иначе… – она выпустила длинные когти.

– Ладно, ладно, уже встаю, – обреченно вздохнул Олим-кирдык и поднялся на ноги, щупая пальцем здоровенную шишку.

– А теперь иди первым, – приказала его жена.

– Чего это я первым пойду? Иди сама.

– Поговори у меня еще! – взмахнула гуль-жена острыми когтями.

Повесив плечи, Олим-кирдык сделал пару шагов вперед и застыл у перекошенного дверного проема с покореженными петлями. Он долго вглядывался в темноту дома, принюхивался к чему-то и неуверенно топтался на месте, потом сделал осторожный шаг внутрь, щупая доски ногой – все, вроде бы, держались крепко. Вошел, опять остановился, сделал еще один шаг и еще. Дошел до двери в комнату и толкнул ее.