Леонид Резников - Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников

Зрелище, представшее перед его глазами, не то что напугало гуля, но сильно озадачило. Прямо напротив дверей стоял низкий длинный стол, который раньше располагался у окна. На столе лежал человек, вытянувшись во весь рост. Руки его были сложены на груди, глаза закрыты. В ногах лежащего горела зыбким пламенем масляная лампа, разбрасывая по стенам кривляющиеся тени.

– Ну, чего ты опять встал? – нетерпеливо ткнула мужа в спину Юмюм-хана.

– Здесь кто-то лежит, – вполголоса отозвался Олим-кирдык, не сводя глаз с тела на столе.

– Кто лежит?

– Почем я знаю! Посмотри сама, – Олим-кирдык не решился войти в комнату. Впервые в жизни ему стало страшно от вида покойника.

– Вот же трус, – Юмюм-хана насилу протиснулась мимо мужа и тоже застыла на пороге. – Чего он тут делает?

– Знаешь, лучше спроси у него самого, – поежился гуль.

– У него? – переспросила Юмюм-хана у мужа. В ее каменное сердце вновь закралась тревога.

В этот самый момент в углу комнаты шевельнулась какая-то тень, сами собой вспыхнули еще две масляные лампы, стоявшие в изголовье покойника, и на середину комнаты вышел человек. Лицо и руки его были черны, и сам он был облачен во все черное.

Гули притихли, напряженно вглядываясь в суровое лицо незнакомца. Неизвестно еще, кто он такой и чего можно ожидать от него. Между тем человек приблизился к столу, погладил по головке лежащего и уставился на гулей пронзительным взглядом.

– Ко… – Юмюм-хана прочистила пересохшее горло. – Кто ты и что тебе здесь надо?

– Кто я? – спросил человек. – Вы меня не узнали, адские отродья?

Гули, сжавшись, покачали головами.

– Я Мункар! – рявкнул человек, гордо вскидывая подбородок. Что-то звонко хлопнуло, и за его плечами распустились два огромных черных крыла.

Гули вздрогнули и непроизвольно попятились в коридор, но тут на плечо Олим-кирдыка легла чья-то ладонь. Тот застыл на месте и медленно повернул голову. На его плече лежала белая кисть с длинными тонкими пальцами, заканчивающимися внушительными кривыми когтями, похожими на куриные. Проследив глазами вверх по руке, Олим-кирдык наткнулся на лицо ее обладателя и вздрогнул во второй раз. На него смотрела страшная белая образина с черными кругами вокруг глаз, белыми волосами, стоящими дыбом, и перемазанными кровью губами. Из-под верхней губы торчали длинные и острые клыки. В другой руке страшилище держало остро отточенную косу. Из ушей кошмарного создания вился сизый дымок.

– Ай, Шайтан-опа! – воскликнул Олим-кирдык, падая на колени. Ноги от страху совсем отказывались повиноваться ему.

– Ох! – его жена, обернувшись, разом побледнела сильнее, чем белая образина, и припала спиной к стене коридора, распластавшись по ней.

– Куда это вы собрались? – спросила неизвестная.

– Кто… ты? – сглотнув, выдавила из себя Юмюм-хана.

– Я Смерть! Столько лет работаете бок о бок со мной и до сих пор не узнаете меня в лицо?

– У… узнаем, по… почтеннейшая. Теперь узнаем, – пролепетала Юмюм-хана. – Но чем мы провинились перед тобой, скажи?

– Вы забрали жизнь человека, не испросив моего разрешения, – сурово ответила Смерть, указывая в сторону комнаты пальцем. – Узнаете его?

– К-кого? – Олим-кирдык с женой обернулись к столу.

– Подойдите к столу! – рявкнула смерть.

Гули вскочили с пола и, оглядываясь на острую косу, гуськом подобрались вплотную к столу.

– Теперь узнаете? – спросил Мункар, складывая руки на груди.

– Н-нет, – втянули головы в плечи гули, честно силясь припомнить покойника. Мало ли их было на длинном веку гулей.

– Это мулла! – грохнул кулаком по столу Мункар.

Гули в третий раз вздрогнули, сбиваясь в кучку и косясь на лежащего на столе. Пламя масляных ламп дрогнуло. Тень пробежала по лицу покойного. Что-то зажурчало, и по столу из-под тела начала растекаться казавшаяся черной в темноте жидкость. Добравшись до края стола, она устремилась на пол, собираясь в лужицу у самых ног гулей. Гули попятились, но позади стояла Смерть с косой наперевес, и дальше отступать было просто некуда.

– Это кровь! – жестко, громовым голосом произнес Мункар, указывая пальцем на лужу возле стола. – Кровь, которую вы, презренные выпили из этого несчастного слуги Аллаха! Аллах послал меня допросить вас и покарать! – под потолком что-то заскрипело, защелкало, зашуршало, и Мункар начал подниматься над полом. – Кайтесь перед смертью, презренные гули! – воздел руки Мункар. Гули взвыли, падая ниц и закрывая головы руками. – Пришел ваш после…

И тут наверху что-то громко хрустнуло. Мункар закачался из стороны в сторону, размахивая широкими крыльями, а потом вдруг понесся на и без того перепуганных гулей.

– О-о-о! – вопил Мункар, планируя над столом.

– А-а-а! – гули вскочили и заметались по комнате.

Олим-кирдык шустро забрался под стол и затих там, а его жена Юмюм-хана случайно зацепила лампу, стоявшую на столе, и та опрокинулась. Масло пролилось на платье гуль-жены и мгновенно вспыхнуло, пламенной дорожкой разбегаясь по одежде. Юмюм-хана, вереща от страха и обжигающей боли, бросилась к двери, но там ее ждала Смерть с косой наизготовку. Коса с шипением рассекла воздух, но Юмюм-хана, уже ничего не соображая, поднырнула под нее и, объятая пламенем, подвывая, на четвереньках вылетела вон из комнаты.

Тем временем Мункар, завершив свой полет, грохнулся на стол. Стол с покойником перевернулся, а сам покойный мулла сполз на спрятавшегося под столом Олим-кирдыка, повиснув на нем. Не помня себя от ужаса, Олим-кирдык взвизгнул, отпихнул от себя приставучего муллу, решив, будто тот решил ему отомстить лично, и бросился к окну. Но тут начавший проседать над его головой потолок, затрещал, пошел трещинами и проломился, и на голову несчастного гуля обрушился кто-то еще, удобно устроившись у него на шее, свесив ножки и вцепившись в его и без того небогатую шевелюру. Решив, что это на подмогу Мункару прибыл его брат Накир, Олим-кирдык взвыл не своим голосом и попытался сбросить со своей шеи седока, но тот только сильнее вцепился в его жидкие кудри, при этом что-то крича и колотя пятками по груди. Наматывая круги по комнате с седоком на шее, очумевший гуль наконец заметил окно и, подлетев к нему, вынес его вместе с рамой и, оглашая спящий город душераздирающими воплями, скрылся в ночи.

– О-ох! – Мункар приподнялся с пола на руках, сел на пол, отодвинул ногой в сторону лежащий на боку стол и провел правой рукой по волосам. – Что это было?

– Али-баба, ты в порядке? – к нему подбежала Смерть-Марджина, отбрасывая в сторону косу, и присела на корточки.

– Я… не знаю. Не уверен, – помотал головой Али-баба, приходя в себя. – Кажется, да, – он заметил торчащее из-за левого плеча помятое крыло, схватился за него, оторвал и отбросил в сторону. – А где эти, гули?