Александр Уточкин - Провинциальный вояж

Я стоял возле доски, кажется, босиком и в трусах, не прочитав заданное на дом сочинение очередного бесталанного пысьменника, сгорая от стыда и всеми силами пытаясь доказать, окружающим и себе в первую очередь, что на самом деле я — директор инвестиционного департамента, дипломированный специалист, взрослый и важный человек и личность.

— What the hell I am doing here. I don’t belong here [6] Какого хрена я тут делаю. Тут мне не место. (англ.) , — кричал я сквозь сон, но строгие боги украинской литературы были неумолимы.

Я проснулся и осовело взирал на залитую солнцем комнату, выпил залпом бутылку минеральной воды Моршинская и снова погрузился в забытье.

Новая сюжетная линия была чуть более позитивной. Я оказался в полунастоящей-полувыдуманной вселенной своего детства — в лабиринтах советского миллионника, с пятиэтажками, зелеными дворами, пустырями, котельными, разбитыми дорогами, улочками и переулками, на одном из которых я встретил Ее, неразделенную школьную любовь и предмет романтических воздыханий и поллюций.

Она была рада увидеть меня, мы гуляли, взявшись за руки и вспоминая беззаботные годы, затем договорились встретиться вечером, чтобы наконец слиться в любовном порыве и не разлучаться никогда более.

Всю оставшуюся часть сна я метался по фантазийному городу теней, летаргическому Калининскому району в бесплодных поисках возлюбленной, пока наконец не проснулся окончательно.

Следующий день прошел быстро и бесполезно. Я разве что успел сходить в супермаркет за перекусом и погулять по окрестным холмам, насладившись видами Днепра и Киево-Печерской лавры.

Впереди ждало новое приключение, очередной увлекательный вояж.

***

Около двух часов пополудни за мной в гостиницу заехал Геннадий, с которым мы близко сошлись за время работы над корпоративной сделкой.

У Гены была новая Шкода, на номерах вместо обычных комбинаций цифр и букв было написано коротко и ясно: «ЗАКОН».

Мы лихо выкатили из города прямиком на одесскую трассу. Мой попутчик отличался разудалой манерой вождения, развивая на прямых участках до двухсот километров в час и более.

Некоторое время я сидел, вжавшись в кресло и вспоминая известные молитвы, но затем, приноровившись и прочувствовав, что качество дорожного полотна, чешско-немецкой иномарки и шоферское мастерство сомнений не вызывают, расслабился и даже стал получать удовольствие от скоростного путешествия.

— Voyage, voyage. — Пела автомагнитола.

Проносившиеся калейдоскопом украинские просторы будили в буйной головушке разнообразные аллюзии и образы.

Чудилась стремительная конница, всадники революционного Апокалипсиса, в облаках кроваво-красной пыли мчащаяся навстречу приближающимся с трех сторон отрядам Махно, Петлюры и Деникина, чтобы сойтись на перекрестке судьбы и сразиться в смертельной, но идеальной с точки зрения кинематографа схватке.

— Усталость забыта, колышется чад, — в мозгу звенели путаные строчки из песни незабвенного Яна Френкеля. — Но снова копыта, как песни звучат.

— Plus loin que la nuit et le jour, — вторило радио. — Dans l’espace inoui de l’amour [7] За границы ночи и дня. В невероятном пространстве любви. (франц.) .

— Voyage, voyage. Et jamais ne revient [8] Вояж, вояж. И я никогда не вернусь. (франц.) .

Вспомнилось, что в седьмом классе молоденькая учительница русской литературы, черпавшая вдохновение и экзальтацию в символистах Серебряного века, высказала гипотезу сатанинского происхождения Красной звезды, позаимствованную, кажется, у Федора Сологуба. Тогда мне, агностику и председателю пионерского отряда, эта теория показалась притянутой за уши инсинуацией маргинальных псевдо-интеллектуалов. Сейчас же все встало на свои места.

Адовых красноармейцев сменили длинные обозы чумаков, тысячелетиями топтавшие местный гравий в бесполезных скитаниях и экзистенциальных поисках, по сравнению с которыми Моисей сотоварищи могли бы стать примерами передовой логистики.

Что везете вы в своих утлых повозках? Ваша рыба протухла, молоко скисло, пшено высыпалось из худых мешков — вертайтесь назад!

Умирая в украинской степи, усталый путник и неудавшийся коммерсант реинкарнировал в сверхновую звезду Млечного пути — Чумацького шляха.

Далее пришли на ум беспризорники, беглые крепостные и разнообразная шантрапа, следующая на юг в поисках любви, тепла и спелых яблок.

Вон из Москвы, сюда я больше не ездок!

А вот и милый Александр Сергеевич, изгнанный со свету за вольнодумство и несносный характер, колесит по малороссийским дорогам, на ходу сочиняя очередной пафосный вирш или занятный фельетон. За ним следуют менее значимые поэты, писатели, композиторы и художники: кто по делам, кто в ссылку, кто поправить здоровье.

В противоход всем этим столичным зазнайкам и бездельникам на рубеже веков хлынул встречный, куда более мощный поток, стоило только провести железную дорогу и отменить черту оседлости.

По сути вся история Российской Империи двадцатого века, особенно после революции, о том, как разгоряченная толпа из Одессы, Бердичева и других южных местечек — Булгаковы и Швондеры, причем в одном лице — ввалилась в северные столицы, позанимала оставленные старорежимными буржуями, предводителями дворянства и прочей контрой шестикомнатные квартиры, разбила их на коммуналки, обставила матрацами, примусами и зажила.

Рассекая серебристой пулей бескрайнюю украинскую степь по направлению к морю, было приятно и волнительно ощущать себя частью великого энергетического вектора и одновременно его диалектической антитезы — будучи и понаехавшим в Белокаменную, и таинственным столичным гостем, едущим вечерней лошадью в город каштанов и куплетистов.

***

Геннадий прервал философские размышления героя:

— Поссать не хочешь?

Не став дожидаться удобств заправочной станции, мы съехали на обочину и опростились в придорожных кустах.

— Не будем тормозить — время тратить, в Одессе пожрем — там шикарно кормят. — Промолвил рулевой Шкоды, заводя мотор.

Я не возражал.

— Ты только не обижайся, но, когда ты поступил в контору, мы все считали, что ты это. Голубой, короче. — Завел разговор Геннадий. — Начальник твой тоже так думал. Говорит, раз надо инвесторов заграничных привлекать, то пойдем в ногу со временем, что поделаешь.

Я вяло пожал плечами:

— Да мне как-то все равно, то же мне — полиция нравов.

— Ладно, говорю же, не обижайся. Зато, как узнали, что ты Жанку уконтропупил, просто офигели. Блин, она классная, я сам засматриваюсь постоянно, особенно как что-то облегающее оденет и сиськами потрясет. Святые угодники. Подкатил бы сам, если бы не жена с дочерью.

— К ней куча народу залицялось, из конторы и не только, самые видные женихи — всех отшила в жесткой форме. А ты смотри-ка, чуть ли не за две недели управился. В чем секрет, Сань?