Александр Уточкин - Провинциальный вояж

Маяк в ту пору переживал золотые времена и собирал самую пеструю и эклектичную толпу во всем городе: тут были и локальные медийные звезды, и представители столичной богемы, и нетрезвые главреды, поливающие окружающих отборным непечатным контентом; и пышногрудые блондинки с элегантными низкорослыми кавалерами; и томные пучеглазые журналистки со следами ночных дедлайнов на благородно-бледных, не слишком ухоженных лицах; и «понаехавшие» экспаты, свято верившие в то, что американский язык открывает ворота в дивный затерянный мир русской девичьей красы; и бородатые ветераны газеты «Вестник антрополога», сильно предпочитающие водку прочим буржуазным напиткам, и проч. и проч.

Как-то в туалете заведения, больше похожий на деревенский погреб, я встретил Жанну Агузарову, судя по виду готовившуюся к отбытию на родной Марс.

Мы долго обозревали сие великолепие, оккупировав стратегический плацдарм на углу барной стойки и защищая его от вражеских диверсий.

— Ну что там у хохлов, — начал приятель. — Когда новый Майдан?

— Да, все зашибись, не хуже, чем у москалей, -парировал я. — Только девки симпотнее, пиво дешевле и водка слаще.

— А Майдан — это перманентное состояние души каждого украинца, сущность темпераментной и свободолюбивой южной натуры. Так что вопрос некорректный.

— Казацкая философия такова: каждый сам себе гетман, с фигою за спиною в направлении северных столиц, да и в принципе любой власти, хоть только что избранной путем свержения предыдущей.

— Донецкие придут — грабят, днепропетровские придут — грабят, и так по кругу. Главное, чтобы у пана атамана хватило золотого запаса, но сейчас нема проблем, экономика прёт, что твой кабанчик, чуть ли не быстрее российской.

— Не то, что у вас, в Мордоре, один крошка Цахес меняет другого, никакой революционной романтики, интриги, сплошная стабильность и незыблемая вертикаль.

— Промыли тебе мозги оранжевые, — усмехнулся собеседник. — Но насчет хохлушек ты прав, спорить не о чем.

— А крошки Цахесы, да, они тут непотопляемые, одним волшебным гребнем или что там было в оригинале не прошибешь. Но вроде новый крошка обещается быть либеральным и толерантным, и то хлеб. А то ведь могли бы и комиссары в пыльных шлемах на трон взгромоздиться, ходят слухи, еще попытаются, вопрос не закрыт…

Приятель отлучился в туалет, а я остался за баром, попивая джеймсон с колой и рассматривая посетителей кабака.

***

В этот момент на пороге появилась она.

Уже не до конца помню всех деталей образа незнакомки, но могу точно сказать, что он сразу зацепил. Прежде всего, своей несуразностью. Дешевое ситцевое платье в цветочек, шпильки, накинутая на плечи курточка из кожзама, яркая помада и макияж — все это удивительным образом ей не шло, как провинциальной актрисе, играющей в детском спектакле печальную собаку с ушами. Можно было бы заподозрить в барышне проститутку, но повадки были несколько иными.

Пошатываясь, будто бы нетрезвая или под наркотой, с какой-то внутренней робостью, почти отчаянием она медленно пробиралась между столами, спотыкаясь о пьяных, дымящих, орущих и пляшущих гостей.

Мы встретились взглядами, и она, как бы узнав старого знакомого, облегченно заторопилась в мою сторону.

— Hello, how are you? — Девушка не показалась мне красивой или даже симпатичной, в ней были азиатские и семитские черты, странным образом смешанные. Во взгляде и голосе сквозила нотка мольбы, словно ей грозила опасность.

— Можно по-русски, — улыбнулся я, жестом приглашая даму составить компанию. — Будешь что-то из выпивки? Я с другом, он вышел освежиться…

Девушка буквально восприняла мое предложение и прильнула всем телом, обняв меня за талию и положив мою руку к себе на попу:

— Мирра, — улыбнулась она в ответ и совершенно неожиданно поцеловала меня в губы.

И хоть я был обескуражен развитием событий — поцелуй принял, более того, усугубил своим.

Некоторое время мы лобызались у стойки. Вернувшийся приятель с удивлением обозревал сие действо, но, озорно подмигнув, быстро растворился в зале, примкнув к компании потрепанных жизнью гуманитариев, глушивших водочку за столиком у окна.

Дальнейшие события развивались стремительно.

Через пять минут мы с незнакомкой вывалились из Маяка, где нас сразу подхватил веселый малый и чуть ли не силой усадил в тонированную девятку.

Я поначалу напрягся, но поскольку таксист продолжал как ни в чем не бывало балагурить и ругать партию и правительство, успокоился и обратился мыслями к Мирре.

Та немного сбавила обороты, по крайне мере, пресекла мои попытки продолжить обмен слюной:

— Потерпи немного, — все с той же обреченной нежностью попросила фемина.

Я повиновался, переместив руку на запястье девушки.

Мы приехали быстро, остановившись в сотне метров от дома в Самотечном переулке.

При выходе из авто Мирра неловко зацепилась за бордюр, подвернула ногу и сломала каблук, матерно выругалась и посмотрела в мою сторону весьма недружелюбно. От пьяного флера не осталось и следа.

За время поездки я почти протрезвел и перестал испытывать удовольствие от происходящего, но отступать было поздно.

Мы поднялись в квартиру. Я оставил даму на кухне, открыв, по ее просьбе, бутылку чилийского каберне, а сам скрылся в туалетной комнате, где принял таблетку Виагры и умылся холодной водой.

Выпив по бокалу, мы переместились в спальню. Я пытался быть галантным, но вместе с тем настойчивым, постепенно избавляясь от предметов нехитрого гардероба гостьи. Мирра, хоть и не препятствовала, но держалась скованно и почти не реагировала на интимные прикосновения.

— Милый, давай еще выпьем, — прошептала она. — Я сейчас приду, отдохни немного.

Она вышла из комнаты, осторожно прикрыв дверь.

Во мне кипели страсти и недоумение. Полежав минут десять наедине со скомканными мыслями, я решил проведать подругу.

В коридоре и на кухне горел свет, Мирра с кем-то оживленно говорила по мобильному. При виде меня она неподдельно испугалась и чуть не выронила трубку из рук.

— Ты… Ты меня изнасиловал, — выпалила девушка заученную фразу.

— Ты в своем уме? — Новый расклад поверг в экзистенциальный ужас. — Я даже толком не вошел…

Продолжая лепетать что-то про надругательства и полицию, Мирра пятилась к входной двери, собирая на ходу разбросанные вещи; в левой руке она держала туфлю без каблука. Прежде чем выйти вон, она бросила последний взгляд, полный досады и злобы — как будто вампир, которому ранний петушиный крик не дал поживиться свежей человеческой кровью.

Массивная стальная дверь захлопнулась.

Сердце бешено стучало, в голове звенела полицейская сирена, мутило. Я выключил свет во всем доме, проверил замки, выпил два или три стакана воды из фильтра. Минуту поразмыслив, утешил себя тем, что ничего плохого не совершил и доказательств противоположному не имеется.