Сергей Синякин - Мрак тени смертной [сборник повестей]

— Что это? — Ойген сплюнул насекомым.

— Не знаю, — сказал оберштурмфюрер, брезгливо обмахиваясь сломанной пышной веткой, которая на глазах худела. — Живее, Ойген, найди репеллент! Боюсь, они задавят нас массой!

Однако и баллончики с репеллентом помогли плохо. Насекомые гибли, отваливались толстыми пластами, падая на землю, но их место тут же занимали новые. Ойгена ун-Грайма трясло от отвращения. Нет, он не боялся, дня страха просто не оставалось времени. Вокруг раздавались глухие возгласы, шлепки, проклятия — каждый боролся с неожиданной напастью самостоятельно. Мельком Ойген увидел англичанина, тот стоял, прислонившись к дереву, отмахиваясь и сбивая с себя насекомых. Лицо у него было сосредоточенное и злое. Потом Ойгену стало не до наблюдений…

Атака насекомых закончилась так же неожиданно, как и началась. К тому времени вокруг уже стояли бледные дрожащие сумерки, возвещающие приход нового дня.

Потерь среди людей не было. Однако Ойген сразу отметил подавленность и растерянность, царящую в группе. Он и сам чувствовал себя неважно. Нашествие насекомых выбило его из колеи. Люди выглядели не так. В первый момент Ойген даже не понял, в чем дело, но постепенно к нему возвращалась способность рассуждать, дрожь в руках исчезла, и тогда он понял, что казалось ему необычным. Солдаты были голыми. Исчезло все, напоминающее ткань или дерево — униформа, сапоги, рукоятки саперных лопаток, бинты, запасы продовольствия, кроме тех, что находились в гофрированных пластиковых ранцах.

— Похоже, нас раздели, — задумчиво сказал оберштурмфюрер Венк. — Хотел бы я знать, что это было?

Англичанин сидел на корточках, разглядывая мертвых насекомых.

— Могу удовлетворить ваше любопытство, оберштурмфюрер, — отозвался он. — Термиты. Но этого не может быть! Для них здесь слишком сыро. Термиты не селятся в таких местностях. Похоже, это проделки колдуна.

— Человек не может повелевать насекомыми, — сказал ун-Грайм.

— Тем не менее, вот они — термиты, — желчно и неприязненно сказал Венк, словно англичанин был каким-то образом причастен к постигшим их бедам. — Что характерно, раздели они нас, сняли все до последней нитки.

Он оглядел понурившееся воинство, собравшееся вокруг него.

— Словно патруль из публичного дома выгнал, — усмехнулся Венк. — Ну, что стоите, камрады? Не знаете, что надо делать?

Набедренные повязки и плащи из лиан у многих получились неуклюжими и безобразными, а что поделать — не модельеры и даже не мастера из первобытного племени. Впрочем, Венк остался довольным. Главное — прикрыться от солнца и надоедливой мошкары, в конце концов, не на Гартинг-штрассе выходить, не по Унтер-ден-Линден прогуливаться. И что особенно радовало — оружие совершенно не пострадало.

Полевой агент Херцог воспринял сообщение с юмором.

— Хотел бы я посмотреть на вас сейчас, — сказал он. — Вы там друг другом не увлекитесь, камрады, все-таки зрелище не для слабонервных! И не смотрите на задницы друг друга. Помните, что в рейхе не поощряют гомосексуализм!

— Когда я вернусь, — пообещал оберштурмфюрер, — я с тобой обязательно займусь любовью. Постараюсь на совесть, обещаю. А сейчас тебе будет на что посмотреть. Поднимай «файтеры», ищи черных сук, мне эти игры уже надоели! Это я буду варить из них зуппе, Ганс! С перцем и лавровым листом!

Солнце уже поднялось достаточно высоко. Ночные тени медленно исчезали, растворялся среди деревьев обычный предутренний туман, и оживала птичья мелочь, живущая в кронах деревьях. Резко закричал и защелкал клювом попугай, где-то неподалеку взвизгнули проснувшиеся обезьяны.

— Кстати, Ойген, — сказал оберштурмфюрер. — Жрать хочется. Распорядись, чтобы подстрелили парочку бабуинов. Только пусть поставят глушители, пока нам шум ни к чему.

Ойген ун-Грайм остался голодным.

Нет, он не был брезгливым, но он видел, как удачливые охотники разделывают обезьян, и не мог отделаться от чувства, что присутствует при акте каннибализма. Пусть инструктора в последних классах бюргера и учили, что в случае тяжелых оперативных обстоятельств каннибализм вполне допустим, ибо помогает группе выжить, ун-Грайм никогда бы не смог заставить себя запустить зубы в кусок мяса, бывший совсем недавно его товарищем. Помнится, перед ними выступал майор абвера, бывший германский агент, за заслуги признанный арийцем и ушедший на заслуженный отдых. Его представили воспитанникам бюргера как бывшего резидента германской разведки Мищенко Ивана Григорьевича, русского из казаков. Плотный, слегка кривоногий, со смуглым лицом, которое оттеняли уже совсем седые волосы, с дружелюбным прищуром серых спокойных глаз, Мищенко рассказывал им, как в 1933 году во время очередной ходки на территорию советского Дальнего Востока, преследуемый пограничниками, он с группой проделал семисоткилометровый переход по тайге. При этом, утопив на переправе оружие и продукты, он убил самого молодого члена группы (они в подобных обстоятельствах все равно гибнут первыми, господа!) и его мясом вместе с остальными питался в течение двух недель.

— Главное, не думать, что ты ешь, — сказал бывший разведчик и диверсант. — Обычное мясо, может, слегка сладковатое. Жестче курятины и мягче, скажем, баранины… Думать надо о том, что твоя гибель ничем не поможет делу, а значит, ты должен выжить и записать принесенную жертву на счет врага, который вынудил тебя поступить таким образом. Принести в жертву одного, чтобы спасти остальных — вот чем должен руководствоваться командир в экстремальных условиях. Выжить, чтобы нанести существенный урон врагу.

Может, он и в самом деле был прав, но его рассказ Ойгену не понравился. Душок у повествования был нехороший. Вот и сейчас, увидев небрежно брошенные рядом с костром почти человеческие кисти передних лап шимпанзе, он вдруг вспомнил тот давний рассказ и уже не смог пересилить себя, ограничившись сублимированным соком, разведенным до нужной кондиции, и галетами.

Остальные ели молча, обычных шуток не было. Трудно было сказать, что тому оказалось виной — схожесть подстреленных обезьян с человеком или случившееся ночью нападение.

Вид у всех был весьма непривлекательный — ни дать ни взять, настоящие туземцы, только наличие оружия, белые шлемы БКС и пластиковые ранцы, которые оказались не по зубам (или что там у них вместо зубов) термитам, говорили о том, что на поляне находятся цивилизованные люди.

— Ротенфюрер, — сказал Венк. — Направьте в деревню две двойки. Пусть проведут разведку. Если все нормально, мы займем деревню. Подождем, что нам подскажут «файтеры» Херцога.