Андрей Посняков - Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус [сборник litres]

Подает знак, это верно. Но – путникам ли? А, может быть, кому-то еще? Что он там рассказывал о местном бароне-разбойнике?

Павел хотел было осторожно вернуться на место и разобраться с проводником потом, уже при свете дня… Или все же лучше прямо сейчас схватить его с поличным? Засомневавшись, молодой человек споткнулся и едва не упал, сбросив на пол висевшую на стене сковороду.

– Черт рогатый! – выругался во сне Убой, в отличие от других, так и не проснувшийся.

Остальные постояльцы сонно щурились, кое-кто тоже выругался…

– До ветру ходил, – скрипнув дверью, зачем-то сообщил тут же вернувшийся Элиа. – Да все никак не мог затушить этот чертов факел. Махал им, махал…

Ремезов шмыгнул носом: может, и в самом деле тушил? Кому ему тут сигналить?

– Это не он тут гремел? – шепотом справился у Павла толмач. – Вот дьявол! Ты, господин, видел, как он пялился на Аньез?

Ремезов вновь растянулся на лавке:

– На кого пялился?

– Ну, на ту девушку, с братом.

Ага, вон оно что! Боярин быстро подавил усмешку: что касаемо юной девушки и бросаемых на нее взглядов, то тут, как говорится, чья бы корова мычала…

– Уговаривал их отправиться завтра с нами… нам ведь почти по пути. Да так и безопаснее, – продолжал шептать Марко.

Павел лениво зевнул:

– Уговорил?

– Угу! – радостно отозвался парень.

И чему он так радовался?

Рано утром, едва только забрезжило солнце, путники принялись собираться в путь. Наскоро перекусывали, молились, Ремезов даже умылся из принесенного слугою кувшина, чем вызвал неприкрытое удивление окружающих – до эпохи личной гигиены оставалось еще о-очень много времени.

– Присматривай за проводником, – улучив момент, шепнул толмачу Павел. – И нашим всем передай.

– Присматривать? – юноша хлопнул глазами. – А…

– Потому что не нравится он мне что-то. Все! Исполнять!

– Слушаюсь, господине.

Как только тронулись в путь, молодой заболотский боярин и глава секретной миссии с удовлетворением увидел, что его приказанье выполнено. Убой со своей дубиною пристроился сразу за проводником, за ним, рядом, шагал Вол Архипов с тяжелым посохом. Бабий любимец, лохматый и лопоухий Кондратий Жердь, словно бы ради забавы подбрасывал рукой увесистый камешек, идущий тут же Осип поигрывал кушаком таким образом, что мог в любой момент набросить его на шею Элиа. Даже Марко – и тот повесил на пояс кинжал, который обычно прятал под длинной одеждой паломника, то же самое сделал и Павел… и эти все приготовления отнюдь не укрылись от внимательного взгляда проводника.

– Вы что это так… словно бы на войну собрались!

– Так ты же сам говорил – разбойники.

– Ну-у-у… думаю, вряд ли они нападут – чего с нас брать-то? Вот были бы какие-нибудь купцы с товаром или с мошною – то другое дело.

Вообще-то, он был прав, если и нападать на паломников, так только с целью обращения в рабство с последующей скорейшей продажей, хотя сам Ремезов на месте разбойников не стал бы иметь дело с полдюжиной выносливых молодых мужиков, к тому же – вооруженных, да еще в горах. Тут очень даже не ясно – как еще все сложится, даже если внезапно напасть, хотя б во-он из-за той скалы.

Брат с сестрой, Марцелин и Аньез, тоже шагали вместе с пилигримами, видать, проводник таки уговорил. Вернее сказать, шагал один Марцелин, девушке же с большим удовольствием уступил своего ослика Марко. И сам шел рядом – типа вел под уздцы осла. Улыбался, говорил о чем-то…

Повернув голову, Павел прислушался:

– Я в смехе радостном твоем услышу птичье пенье…

Ремезов все же достаточно навострился в латыни, чтобы вполне грамотно про себя перевести.

– Возьми же эту розу, она – цветок любви, ее волшебный красотой навеки я сражен…

Стихи читал юноша! Что и говорить – времени зря не терял, а, выражаясь стилем юных биндюжников и старой питерской гопоты – «яростно клеил девку»… А вообще-то, похоже, что и не клеил, похоже, что влюбился! Ишь, как смотрел-то, какими глазищами. И, надо сказать, юная красавица относилась к ухаживаниям толмача вполне благосклонно, лишь шедший впереди братец ее, Марцелин, время от времени оглядываясь, хмурил брови. Если разобраться – чего хмуришь-то, деревенщина? Кто ты со своей смазливой сестренкой, и кто Марко – гридь, верный самого князя Смоленского человеце!

Нет, ну все-таки до чего же премиленькая девчонка. Икоса посматривая на проводника, Ремезов, подогнав осла, придвинулся к молодым людям ближе.

Закончив читать стихи, Марко и Аньез принялись весело болтать о всей той чепухе, о чем обычно говорят пока еще стесняющиеся друг друга подростки лет шестнадцати – двадцати. О том, где кто что видел, что слышал, о стихах да песнях, ну и обо всем таком прочем.

– Мы совсем недолго с вами будем, – призналась вдруг девушка. – Жаль. Ты такой добрый, Марко.

– Да ну.

– Нет, в самом деле, добрый.

– И ты. Ты красивая, как день!

– Как день… – девушка на миг потупила очи. – Знаешь, я рада, что тебя встретила, очень рада. Может быть, мы еще… Мы в Монте-Кассино живем, здесь скоро будет развилка…

– И мы расстанемся… Уже так скоро?

– Эй, вы там! – останавливаясь, обернулся Элиа. – Я вам, вам говорю, досточтимые господа Марцелин и Аньез. Все, приехали – развилка. Вам дальше – туда. Я вас провожу немного.

– Спасибо, но мы дорогу знаем…

– Да, но там… там речка размыла брод, так надо другой тропкою… я покажу.

– Ишь, какой ретивый, – сквозь зубы прошипел толмач.

Честно сказать, и Павлу тоже не понравилась неожиданная суетливость проводника, ни с того ни с сего вдруг озаботившегося совершенно посторонними – не они ж ему в конце концов платили! – людьми. Что стояло за такой заботливостью? Обычная вежливость и желание помочь? Гм-гм… что-то на Элиа это не очень похоже, насколько Ремезов знал подобный тип людей, обычно так много (особенно на людях) обещающих и так мало делающих.

– Сюда, сюда, скорее… – деятельно распоряжался проводник.

Оперевшись на руку Марко, Аньез слезла с ослика и направилась вслед за братом и Элиа по узкой, скрывающейся за скалою, тропе.

– А вы идите пока во-он к той кривой сосне, – оглянувшись, проводник махнул рукой пилигримам. – Там устройте привал, ждите, я быстро вас догоню.

До кривой сосны, по прикидкам Ремезова, было где-то с полтора километра или даже чуть больше, но все равно не так уж и далеко.

– Я им только покажу путь.

Элиа вроде как оправдывался за непредвиденную задержку… хотя и не должен был бы – в те времена никто никогда и никуда не спешил.

– Не иначе, господине, проводник наш что-то замыслил, – подойдя к Павлу, шепнул Убой. – Инда девка уж больно красна, за такую немало серебришка дадут, особливо ежели девственна. Ну, да пес с ней, с девкой и с братцем ее… Я вот мыслю… кабы и нам с того зла плохо не стало! Вдруг да, девку имав, лиходеи за нами примчат? За одним уж.