Тимоти Рувидо - Хозяева плоской Земли [Путеводная симфония] [ЛП]

– Скажу, что у вас в кабинете только что запахло порохом, а я даже в армии старался отлынивать от стрельбища. Недолюбливаю я это дело. Побоксировать в открытом поединке – это ещё куда ни шло, а иметь дело с огнестрелом – нет, лучше уж я курить начну.

Я шутил, но шутил серьёзно, он это понял, подался вперёд и понизил голос.

– Конрад, вопрос гораздо глубже, чем ты себе представляешь. И раз уж на то пошло, думаю, не сильно тебя удивлю, если скажу, что тобой интересовался всё это время не только я. – Полковник ткнул большим пальцем в потолок. – Там не всё так однозначно, как иногда кажется. Разные мнения, разный настрой. Да, за тобой следил не только я. У кого-то могли закрасться свои подозрения. И когда они захотят их окончательно развеять, тебе лучше оказаться по правильную сторону баррикад.

– А если я предпочитаю нейтралитет?

– Отсидеться, боюсь, не получится. Некоторые считают, что ты слишком много знаешь. Даже сам того не желая. Я предлагаю тебе удобный выход из складывающегося положения. Во всяком случае, тогда у меня будет повод в случае чего тебя защитить. Одинокий волк – это, конечно, благородно и всё такое, но сегодня крайне непрактично. Нужно примкнуть к стае. Нужно, Конрад.

Интересно, он искренне держал меня за дурака, который не понимает, что подобные разговоры «по душам» не ведутся в кабинетах, напичканных разной подслушивающей и подглядывающей аппаратурой?

– И какую же должность в этой новой действительности вы мне предлагаете, полковник?

– Во-первых, я уже давно не полковник. Не против, чтобы ко мне так обращались прежние сослуживцы, но нет, не полковник. – Он махнул сигаретой, останавливая мои извинения. – Во-вторых, как ты правильно заметил, действительность поменялась. И ты в ней можешь быть почти всем, кем захочешь. Я тут подумывал о том, чтобы под выяснение обстоятельств воровства и разбоя создать при нашей службе безопасности группу внутренней проверки… не цепляйся, название рабочее… главное, что она будет подчиняться только мне, а заниматься тем, что посчитаешь нужным ты. Мне надо как можно скорее распутать это дело, Конрад, и покончить с ним раз и навсегда.

О, похоже, запахло не столько порохом, сколько палёной курицей! Можно быть уже не полковником, но если не выполнить указаний сверху, стружку с тебя снимут, как с рядового. Так значит, всё-таки Пинкертон? А ведь мысли, оказывается, материализуются…

Мне предлагалось разыскать самого себя. Занятие интересное, благородное, но не слишком перспективное. Правда, если мой американец не шутил, новая работа сулила мне существенные дивиденды. По его собственному выражению, я снова оказывался «на баррикадах», то есть в курсе происходящего: планов, поставок, маршрутов, дат. Если он меня не успел нигде засветить, помогу выкрутиться Рамону. Пущу всё расследование по ложному следу. И при этом, очень даже может быть, не безрезультатно. У меня уже появился план.

– Хорошо, – сказал я, подумав и даже походив для порядка по кабинету, изображая работу мысли. – Если бы это предложение исходило не от вас, я бы остался при своём мнении. Но раз моим куратором по-прежнему будете вы, а у меня появится свобода действий, что ж, было бы глупо сразу отказываться, не попробовав.

Следуя старой армейской привычке, мы ударили по рукам. Полковник спросил, когда я готов приступать. Я посмотрел на часы и сказал, что уже тринадцать секунд, как приступил. Секунд было меньше, но мне захотелось озвучить именно эту цифру, чтобы не лишний раз прикинуться своим, не равнодушным к символам и нумерологии. Могло, конечно, и не сработать, но хуже точно не будет. Полковник остался доволен. Поинтересовался, с чего я намерен начинать.

Я очень хотел бодро ответить «с экспедиторов», тем более что мне не терпелось выяснить судьбу Рамона, но ведь я же, предполагалось, вообще не в курсе того, о чём речь. Чуть не прокололся на ровном месте.

– С тех, кто занимался этой темой до меня. Кстати, почему они до сих пор не смогли найти никаких следов?

– Есть подозрение, что мы имеем дело с довольно умелым противником, который действует по обстановке, но при этом хорошо подготовлено, быстро и нагло. Один транспорт был угнан прямо из-под носа у водителя, пока тот чуть ли не в туалет отлучился. Второй…

– А сколько всего было угонов?

– Мы тоже умеем действовать оперативно. Если не считать пропажи части груза из той фуры, которой управлял ты, ограблений было два. Оба за последнее время.

– Жертвы?

– Как ни странно, нет. В последний раз и водителя, и сопровождение повязали и просто оставили на дороге. Притом что сопровождение мы приставили вооружённое.

– Секундочку! Кажется, я что-то упустил. Вооружённое сопровождение? Это что, теперь каждая фура на вес золота и требует вооружённой охраны?

Мне было интересно, как полковник выкрутится.

– Не каждая, разумеется. Но мы оказались в итоге правы, заподозрив, что эти пираты на колёсах почему-то польстились именно на те машины, которые идут сюда определённым маршрутом.

– Каким?

– Через Австрию и Венгрию, из Румынии, Молдавии и Украины.

Он сам это сказал!

– У меня дежавю, полковник! Уж не из Бессарабии ли вашей шли траки? Тогда и Татьяна оказывается к месту. – Я видел, что ему стоит больших усилий сохранить хорошую мину при плохой игре, однако решил добить. – Мне кажется или вы что-то не договариваете? Раз уж вы мне, можно сказать, с порога такое дело поручили, а я не сумел отказаться, придётся вам меня просветить до конца. Вернее, до начала. Так с чего всё началось?

Полковник был припёрт к стенке, заперт в угол, прижат к канатам. Ни на что иное он вообще-то и не мог рассчитывать, обращаясь ко мне с тем поручением, с которым обратился. Когда хотят вылечиться, от доктора ничего не скрывают. И уж тут либо вы доктору доверяете, либо нет. Раз пришли на приём, извольте выкладывать всё начистоту.

Думаю, кто-нибудь из вас мог удивиться, как это так внезапно получилось, что несчастного (то есть меня) ведут на эшафот, а в последний момент выясняется, что он не только не подсуден, но и вообще – лучшая замена палача? А я вам скажу. У полковника Митчелла был в своё время шанс – и не один – оценить мою не только лояльность, что у них в большой цене, уступая разве что кровным узам, но и мою ирландскую смышлёность. Благодаря моему чутью в пору армейской службы ему дважды удавалось без потерь выходить из нехороших ситуаций, в которых он оказывался в силу своей туповатой американской веры во вседозволенность и всесилие. Я не рассказывал об этом раньше, не стану распространяться и теперь, просто поясню, что в отличие от него всегда умел видеть за словами и поступками людей их истинную сущность и сдружил логику с интуицией. Это позволяло мне упреждать некоторые события, а природная неприязнь к заискиванию перед начальством – прямо говорить полковнику о том, что думаю. Один раз он мог лишиться погон, в другой – жизни. С тех пор у него не было основания мне не доверять.