Тимоти Рувидо - Хозяева плоской Земли [Путеводная симфония] [ЛП]

Я бросился к ближайшему автомату звонить Рамону. На что я рассчитывал? Предупредить его? Закричать, чтобы бежал со всех ног на край света? Телефон молчал. После третьей попытки ответил мужской, но незнакомый голос, и я бросил трубку.

Пока я мчал до Белларии, вцепившись в руль, чтобы хоть как-то унять дрожь пальцев, мне на память пришла уйма фильмов, в которых герой оказывается в схожей безвыходной ситуации, и его преследуют хорошо организованные и экипированные бандиты или блюстители закона, что по большому счёту одно и то же: разница лишь в том, чьи законы и интересы ты нарушил. В анналах Testa Speditore и Caravella я честно значился под собственным именем. Если – или когда – Рамона начнут пытать, он сможет меня выдать. Когда же откроется, что я был водителем первого доехавшего порожняком трака, всё сойдётся, и меня поймают. Сначала будет охота, я буду убегать, за мной будут гнаться, но потом они найдут мою мать, и мне придётся сдаться. Что я наделал! Зачем стал вмешиваться в то, что меня не касалось? Кому это теперь надо? Что теперь будет?..

Добравшись до ангара, мой полумёртвый от ужаса итальянец снова стал наглым ирландцем. Энрико был на месте, и в два счёта помог выгрузить паллеты с курицами. Утилизация продуктов была на его совести. Связи помогали без лишнего сума сбагривать их на нескольких продовольственных рынках. Патрис с братом нейтрализовали «жучок» и вернули пеленгатор, а я сделал вид, будто собираюсь им ещё когда-нибудь воспользоваться. Ришар закатил трак на яму и сказал, что свяжется со мной, как только всё будет готово. Я кивнул и помчался к матери.

По молчаливой договорённости она никогда не настаивала на том, чтобы я признался, где и как зарабатываю деньги. Всегда только просила, чтобы я вёл себя поаккуратнее. Как в воду глядела! И потому не слишком сильно удивилась, когда я ворвался в битком заполненный ресторан, увёл её на кухню, запер за собой дверь и очень твёрдо сказал, что ей необходим небольшой отпуск. Причём немедленно. Провожает последнего посетителя, вешает табличку «Закрыто» и уезжает хоть сама, хоть со мной в неизвестном для всех направлении. Не улетает, а именно уезжает, чтобы лишний раз не предъявлять документы. И если она думает, что отпуск ей не нужен, то он нужен мне. Как ни странно, спорить она не стала, поняла по моему тону, что дело серьёзное, и тем же вечером собрала дорожный чемоданчик, положила в него пару пачек наличности, села ко мне в Бугатти и сказала, что давно мечтает пожить где-нибудь в Испании. Мой теперь уже относительно недавний велопробег пригодился, я имел на примете несколько неплохих курортных городков, где ей должно было понравиться, и мы отправились в путь.

Про своё подлинное имя в отделе кадров моего последнего работодателя и упомянул выше потому, что как любой уважающий себя профессиональный преступник – пора называть вещи своими именами – я имел резервный набор документов, не очень, конечно, надёжных, но за неимением лучшего достаточных для того, чтобы на них была оформлена моя машина. Кстати, в качестве проверки я в своё время на них же регистрировал и пейджер, которым пользовался Рамон. Что теперь должно было сослужить мне добрую службу и если не сбить моих преследователей со следа, то дать мне хотя бы некоторое время на приведение в порядок мыслей и насущных планов.

Изначально я предполагал остановиться где-нибудь в пригородах Барселоны, но услышал в ответ:

– Опять море? Нет уж, отдыхать так отдыхать! Поехали к Марии.

Марией звали её во всех отношениях старую подругу, и жила она глубоко на континенте, в Сарагосе. Она была именно подругой, то есть никакой родственной или профессиональной связи с ней не существовало, так что едва ли кто со стороны мог связь эту проследить. Кстати, моя мать отличалась ещё одной полезной в данном случае привычкой: все письма, которые она получала от родственников и знакомых, она в тот же вечер сжигала в камине. Даже открытки. Говорила, что хранить подобные вещи надо в душе, а не на бумаге. И действительно, память у неё на события и даты была отменная. Против Марии я не возражал.

Мы остановились на ночёвку в городке Вик, где знаменитый архитектор Гауди, проведя всего три недели, сумел «наследить» фонарными столбами и балконами особняков в центре. Мать на всякий случай позвонила Марии и та, по её словам, искренне обрадовалась нежданной гостье и сказала, что она как нельзя кстати, поскольку всё семейство разъехалось на каникулы, и дом пустует. Вечером, когда мы сидели в симпатичной кафешке «Ноу» на исторической площади Майор, мать попросила меня во всём сознаться. Обычно её взгляд был взглядом на сына, но в тот момент я увидел его другим, отстранённым, если не сказать посторонним, проницательным и каким-то недобрым.

– Я должна знать, что нам угрожает, – добавила она.

Она имела на это полное право. Если бы я сейчас её обманул или увёл разговор в сторону, я был бы конченым негодяем.

Когда я замолчал, она некоторое время мяла в пальцах салфетку, потом спросила:

– Поедешь обратно?

Мать понимала меня лучше меня самого. Я не знал, что мне делать, но этот вопрос всё расставил на свои места.

– Да.

Кивнула. Улыбнулась салфетке. У меня комок подступил к горлу. Я как будто слышал её мысли. Ты у меня один. Если с тобой что-то случится…

– Ничего не случится, мам.

Это было враньём, мы оба это знали, но враньём искренним, и она простила. Не стала ни удерживать, ни отговаривать, ни даже просить «быть поаккуратнее». Мне иногда кажется, что ирландские женщины более мужественны, чем ирландские мужчины. Что само по себе парадокс, потому что быть большим мужчиной, чем ирландец, не умеет, на мой ирландский взгляд, никто.

Дом Марии оказался напротив старой части Сарагосы. Не дом, конечно, а просторная квартира в современном кирпичном доме на аллее Рибера, выходившая окнами на реку и необычную базилику с башнями и полумавританскими куполами на противоположном берегу, что отдалённо напомнило мне мотивы Будапешта. Сама Мария, очень пышная и очень жизнерадостная, произвела на меня умиротворяющее впечатление. Оказывается, она помнила меня ещё до армии, и теперь тискала, смеялась и очень жалела, что её дочка укатила с друзьями в Португалию. Она пыталась говорить по-итальянски, что у неё получалось, но не слишком уверенно, и потому мы то и дело переходили на английский. Я задержался на несколько часов, пересмотрел все фотографии в семейном альбоме (на некоторых были запечатлены даже мои родители, поскольку, как выяснилось, с её покойным мужем сперва подружился мой отец, а уж они с матерью – задним числом), выучил наизусть номер домашнего телефона, перекусил типичным каталонским tripa y morro 78 78 Кишки и морда (исп.) (что лучше не переводить, чтобы не испортить себе аппетит, хотя вообще-то это всего лишь горячее и весьма сытное блюдо из белых бобов или нута, сосисок, иберийского хамона, помидоров и частей свиных или телячьих голов и ножек, а если добавить воды и овощей, может запросто сойти за обычное ирландское рагу), прокатил подруг с ветерком на Бугатти до одной из главных достопримечательностей Сарагосы – римского театра, руины которого произвёл на меня странное впечатление не выкопанных, а закопанных, причём недавно, пожелал отдохнуть и не болеть и отправился в обратный путь.