Тимоти Рувидо - Хозяева плоской Земли [Путеводная симфония] [ЛП]

– Не знаю, нужно ли тебе знать всю историю, Конрад, раз предыдущие боссы тебя в детали не посвящали. Тем лучше спишь, чем меньше знаешь, как говорят. Но суть сводится к тому, что ты и сам можешь увидеть, если включишь телевизор и почитаешь газеты. Мир меняется. У людей появляется надежда на лучшую жизнь. Ломается Берлинская стена, снова, как и сто лет назад, начинаются освободительные революции, ну и всё такое. Многим бежать от прежней жизни легальными способами не удаётся. Но таким людям можно помочь. И мы помогаем.

– Хотите сказать, контрабанда людьми?

– Технически – да.

– Дайте угадаю: проститутками?

– Ты всегда был слишком прямолинеен. Зачем так грубо? Да, не спорю, бегут из своих загнивающих стран не только монашки, но и дамы более свободного нрава, однако сути дела это не меняет. Они считают, им здесь будет лучше, причём гораздо. Посмотри на ту же Татьяну…

– Кстати, – прервал я его, – в упомянутых вами газетах часто рассказывают об эмиграции к нам в Европу как о торговле людьми, прежде всего именно женщинами. Уж не потворствуем ли мы тому, что раньше называлось «рабством»?

Я говорил откровенно, без обиняков и ухмылок, как говорит тот, кому нет смысла юлить и кто ждёт того же от собеседника. Я знал, что всё прочее будет либо полковника раздражать, либо, ещё хуже, вызовет ненужные подозрения.

– А что ты понимаешь под «рабством», Конрад? Галеры, гребцы, восстание Спартака? Богатые патриции, живущие в окружении покорных им рабов? Рабы-слуги, рабы-охранники, рабы-гладиаторы? Не кажется ли тебе всё это полной чепухой, придуманной от нечего делать историками и писателями вроде Джованьоли, который сочинил своего героического «Спартака» через четыре года после окончания войны за объединение Италии и под воздействием таких реальных персонажей, как Гарибальди? Я к тому, что либо рабов никто не угнетал, и они жили вполне припеваючи, ничуть не хуже сегодняшних работников офисов, что трубят от звонка до звонка, либо для их содержания те же патриции были вынуждены платить огромному количеству вооружённых до зубов охранников, что, согласись, совсем не рационально, либо этих рабов не существовало иначе как в нашем воображении.

– Я понимаю вашу мысль, полковник, и вполне согласен с вашими сомнениями, но речь сейчас не об истории, а о дне сегодняшнем. И мы с вами, думаю, хорошо понимаем, что имеется в виду, когда говорят про рабство современное.

– Брось, Конрад! Ты же сам только что сказал: об этом давно говорят и пишут. Неужели ты думаешь, что женщины настолько наивны, чтобы не понимать, на что идут? Сейчас, как ты знаешь, быстро развивается такая вещь как интернет, и у них появляется прекрасная возможность выбора. Кто-то регистрируется на сайтах знакомств и ищет свою судьбу там, а кто-то предпочитает более быстрые способы вырваться на свободу.

– На свободу?

– На свободу. Разумеется, случаются накладки. Но если человек упал с крыши и разбился, это ещё не повод строить все дома одноэтажными. Я к тому, что если женщина купилась на признания в вечной любви какого-нибудь студента из Африки, переехала к нему на родину и оказалась в гареме, это её личная глупость. Мы же не везём их туда, или к арабам, или к туркам. Они хотят попасть в Европу, и они попадают в Европу.

– Можно подумать, что у нас тут мало арабов или турок. Хотя мне до конца непонятно, чем обычный итальянец лучше обычного араба.

– Ты ирландец, Труффальдино, тебе не понять, – натянуто рассмеялся полковник, а я подумал, что мне действительно не стоит перебарщивать, чтобы не лишиться достигнутого.

– Хорошо. В таком случае, если вы заговорили про службу именно внутренней проверки, значит, вы подозреваете, что без содействия налётчикам изнутри здесь не обошлось, правильно?

– Определённо. Они точно знали, на какие траки нужно нападать. Кроме последнего раза.

– В смысле?

– Чтобы сузить круг подозреваемых, мы пустили дезинформацию. На маршрут вышло три практически одинаковые фуры. Все были с сопровождением. Все примерно из одного места и с тем же пунктом назначения. Настоящий груз был только в одной из них. Отслеживание было поручено трём разным экспедиторам.

– И один из них прокололся, – поспешил предположить я.

– Во всяком случае, пока он – наша единственная ниточка.

– Допросили?

Полковник многозначительно кивнул.

– Однако либо парень настоящий кремень, либо действительно ничего не знает. Как бы то ни было, мы до сих пор ни слова от него не добились. Хотя пытались.

– Он жив?

– Жив. Хочешь пообщаться?

Я очень хотел. Я ведь ради этого здесь и оказался. Я впутал Рамона в эту историю, мне его и вытаскивать.

– С чего-то надо начинать, – пожал я плечами.

Полковник нажал на кнопку коммутатора.

– Лучиана, пригласите ко мне Вико.

Его итальянский за годы жизни в стране нисколько не улучшился.

Зашедшего через минуту в кабинет невысокого, бритого «под ноль» мужчину среднего возраста в строгом костюме и с цепким недружелюбным взглядом полковник представил мне как руководителя службы безопасности. Со мной Вико был знаком априори, поскольку именно его дуболомы вели меня сюда из машины. Посему полковник сразу перешёл к делу, причём по-английски:

– Конрад будет работать с нами. Прошу оказывать ему всяческую поддержку. Я в общих чертах ввёл его в курс наших наработок. Своди его в допросную, пусть по своему усмотрению пообщается с твоим нынешним подопечным. Всё ясно?

– Да, сэр.

– Добро. Конрад, закончишь – сразу ко мне.

Я кивнул, и мы вышли.

Всю дорогу через офис до лифта Вико хранил напряжённое молчание. Мне показалось, что виной тому было внезапное превращение меня в его глазах из объекта наблюдения и, соответственно, подозрений в «равного». Да и «костюмчиком» я явно не вышел: не первой свежести джинсы и простецкая рубашка навыпуск никак не вязались с его представлениями о дисциплине и безопасности. Однако начальник сказал, и он вынужден был неукоснительно выполнять распоряжение. В лифте его натренированный нос уловил, что я пахну не как бомж, а вовсе даже «Эгоистом» от Шанель, так что когда мы опустились на четвёртый этаж, он вполне искренне пропустил меня галантно вперёд.

Миновав череду коридоров, мы вошли в тёмную комнату, освящённую прямоугольником монитора. За монитором сидел человек, следивший за человеком на мониторе. Тот как будто спал, привязанный по рукам и ногам к массивному креслу. Голова его безвольно запрокинулась, испачканная кровью светлая рубашка на груди поднималась и опускалась в такт слабому дыханью. Несчастный не мог нас слышать, но что-то почувствовал. Он задышал чаще, шея напряглась, голова приподнялась, и я чуть не выдал себя возгласом удивления, потому что не узнал его. Это был не Рамон.