Тимоти Рувидо - Хозяева плоской Земли [Путеводная симфония] [ЛП]

– Плоская земля? Пока не знаю, но я сейчас понимаю, что никогда не видел её круглой.

– Ты тоже школу прогуливал?

– Бывало, хотя не так отчаянно, как ты. Но если ты про учебники, то в них вообще-то, если разобраться, одни рисунки, а не фотографии. Нарисовать землю шаром любой ребёнок может. Нам ведь с детства глобус подсовывают. – Я старался не упустить собственную мысль. – Постой-ка, но ведь если земля плоская, а в космос вот уже сколько лет летают астронавты, которые уверяют нас в обратном, значит, либо они нам врут, либо… они никуда не летают. – Я встал, прошёлся по комнате и машинально сунул книжку обратно на полку. – Помнится, был такой фильм, который я смотрел ещё в детстве – «Козерог один», назывался. О том, как американцы должны отправить чёрт знает куда очередную космическую экспедицию, в последний момент поступает сигнал о неисправности не то двигателей, не то системы герметичности, астронавтов срочно на лифте эвакуируют из ракеты, и та улетает без них. Ни родственники, ни большинство сотрудников космического центра об этом не знают. Только главные боссы, сами астронавты да съёмочная группа, которая снимает их «космические» репортажи в обычном наземном павильоне. Один сотрудник замечает, что сигнал идёт не из космоса, а с земли, пытается узнать правду, но его сразу же убирают – раз и навсегда. И всё бы закончилось хорошо, если бы на обратном пути при входе в атмосферу ракета бы ни взорвалась. Ведь это означало, что вместе с ней погибли и астронавты, которые, живые и здоровые, всё это слышали по радио. Они быстро сообразили, что теперь от них должны будут избавиться по-настоящему и бегут со съёмок в пустыню. Вся вторая половина фильма – это погоня за ними людей из космического центра. Одному удаётся выжить, и его правду о произошедшем озвучивает некий честный журналист. Правда, уже после финальных титров. Я, когда смотрел, думал сперва, что это забавный боевичок, потом, когда подрос, что это намёк на лунную афёру всё тех же американцев, которые никогда не были на Луне…

– Не были?

– Ну, это-то как раз элементарно доказывается и не ставится под сомнение никем из тех, кто посвятил этому вопросу хотя бы день знакомства с известной информацией…

– Например.

– Предположительная фотография Земли с лунной поверхности.

– Вот видишь…

– … на которой Земля имеет такой же размер, как Луна – с Земли. Хотя вообще-то Земля в четыре раза больше.

Девушка явно представила себе то, о чём я говорю, и снова не смогла сдержать смеха, уже не такого весёлого.

– Получается, нам все врут?

– Похоже на то.

– Здорово! Только непонятно, зачем.

Ничего вразумительного ей ответить я не сумел. О чём-то врут, что-то утаивают. Про летающие тарелки, скажем. Я даже подумал рассказать Эмануэле о своём опыте, но не решился. Тогда мне пришлось бы пояснять, кто меня на эту тарелку допустил, а это ну никак не входило в мои ближайшие планы.

Кстати, предыдущий жилец нашей венецианской квартиры посвятил вопросу мирозданья немало времени и сил, поскольку при более внимательном рассмотрении я обнаружил среди книг, оставленных пылиться на полках, целую подборку старинных фолиантов, изданных ещё в конце XIX века и посвящённых Земле, космосу и астрономии вообще. Это были «Скептическая астрономия: Земля не шар» Самюэля Роуботэма, «Сто доказательств того, что Земля не шар» Карпентера, «Терра Фирма» Дэвида Уодло Скотта, «Рай обретённый» Уильяма Уоррена и добрый десяток других. Я предположил, что когда бывшие хозяева умерли от старости, их потомки, выставившие квартиру на продажу, забрали всё самое ценное, а книжки оставили как курьёз, для мебели, так сказать. При первом же удобном случае я переговорил с Джильдо и предложил ему достойный обмен: я забираю всё это никому не нужное старьё, а на его место покупаю какие-нибудь современные книженции, чтобы не менять общий антураж. Он удивился моему выбору, спорить не стал и согласился, добавив, что нынче букинистическая рухлядь уже не в такой моде, как раньше. Содержание выбранных мною книг его даже не заинтересовало. Забегая вперёд, скажу, что всех их по прочтении я переслал одной посылкой дяде Дилану, когда тот сам внезапно увлёкся этой «плоской» темой.

На следующее утро, пока Эмануэла ещё спала, я сбегал на поиски телефона-автомата и созвонился с Рамоном. Огорчив его тем, что никаких номеров машины сообщить не могу, я тут же поспешил его обрадовать гораздо более важным открытием. Оказалось, что он прекрасно знает, кто такой Казимиро Донато, а я – отсталый не будем говорить кто, если не смотрел не только «Первый среди первых», но «Возницу дьявола», «Сынов пустыни», «Утро не наступит» и ещё добрый десяток таких же замечательных фильмов с такими же идиотскими называниями. Потом он посерьезнел и сказал, чтобы я был аккуратнее: не далее как в прошлом году «Вечерний вестник» 90 90 Имеется в виду миланская ежедневная газета Corriere della Sera , выходящая с 1876 года. опубликовал заметку о том, что стремительной карьере Донато помогают не совсем чистоплотные люди, и сравнил его со знаменитым американским певцом на прикорме у мафии – Синатрой. Следом за заметкой вышло опровержение. А ещё чуть позднее Рамон слышал в новостях сообщение о гибели репортёра из «Вестника» и предположил, что эти события могли быть звеньями одной цепи.

– Я не могу помешать тебе снять штаны и голой задницей сесть на муравейник, – наставительно заметил он в ответ на моё коронное «Разберёмся!». – Ты большой мальчик и сам должен всё понимать. Это уже не наша с тобой лига. До сих пор мы сильно рисковали. Теперь ты тянешь нас к самоубийству.

– Я тебя не тяну.

– Ты прекрасно понимаешь, о чём я, братишка. Если бы на твоей стороне была наша система, я бы ещё подождал делать выводы. Но система на его стороне. Он её часть. – Рамон помолчал. – Что ты собираешься делать?

– А что обычно в таких случаях делают?

– Ты меня спрашиваешь?

– Ты ведь же всё знаешь.

– Конрад! Это совсем не телефонный разговор. Но даже если бы мы сейчас сидели где-нибудь в шумной компании и пили текилу, я бы сказал ровно то же самое: остынь, не наломай дров, жизнь одна и слишком коротка, чтобы ею разбрасываться.

– Ты уверен?

– В чём?

– Ладно. Я согласен. Мне надо подумать. Будем на связи.

– Конрад.

– Да.

– Береги себя.

После этого разговора мне стало окончательно неуютно. Если раньше меня одолевали невнятные сомнения, то теперь я смог взглянуть на себя со стороны и увидеть, что Рамон не просто прав, а правее правого. Мои действия были лишены осмысленности. Действия ради действий. Как в фильмах. Но там хоть понятно: актёры делают то, что скажет режиссёр, режиссёр делает то, что понял в сценарии, сценарист пишет то, что должно понравиться продюсеру, продюсеру нравится то, на что он видит спрос – и в итоге все получают свои гонорары, кроме, разве что зрителя, потому что он, как и я, живёт мечтами и толком не знает, чего хочет. Обычный порочный круг. Человеком должно что-то движить. Это важно в любом деле, будь то голод, жажда, стремление выучить иностранный язык или просто открывание глаз утром. Иначе остаётся действие ради действия. Может, я сопоставляю несопоставимое? Одно дело открыть холодильник, когда хочется есть, и совсем другое – грохнуть негодяя за то, что он негодяй. Наверное, разница ещё и в том, что когда ты лезешь в холодильник, то понимаешь, тебе подсказывает опыт, что голод сейчас пройдёт. А когда тот, кого ты искал, вот он, на ладони, осталось лишь приблизиться или, наоборот, вооружиться снайперской винтовкой и покончить с ним из далёкого далека, чтобы на тебя никто даже не подумал, тут-то и начинается противоречивое состояние души, описанием которой так славятся старые русские писатели вроде Толстого и Достоевского, единственные, если честно, кого я пытался осилить и по-итальянски и по-английски, но как-то не пошло. Знал бы я тогда, в школе, что сам когда-нибудь окажусь в положении Раскольникова и буду ломать голову, стоит или не стоит загонять себя в откровенно безвыходное положение. Причём далеко не первый раз, если вспомнить.