Тимоти Рувидо - Хозяева плоской Земли [Путеводная симфония] [ЛП]

Вместо ответа я деловито сунул руку за пазуху куртки, достал конверт, извлёк письмо и протянул в окошко. Письмо было внимательно изучено, окошко захлопнулось, и дверь неторопливо приоткрылась внутрь, ровно настолько, чтобы дать мне возможность протиснуться. За ней тянулась узкая галерея, из которой открывались выходы в открытые дворики слева и справа.

Привратник просканировал меня взглядом из-под толстых очков. Небольшого росточка, в типичной католической ризе, опрятный, чистенький и неразговорчивый. Продолжая держать моё письмо в руке, он повёл меня за собой, свернул налево, открыл не слишком презентабельную дверь, за которой оказалась лесенка в подвальный этаж. Не скажу, что я ожидал увидеть дворцовые покои и застывших в карауле швейцарских гвардейцев, однако скромность обстановки наводила на мысли либо о божественной аскетичности, либо о дьявольской хитрости владельцев этого заведения.

Лесенка была винтовой и, судя по тому, сколько мы по ней кружили, уходила глубоко под землю. Только ленивый, думал я, упираясь взглядом в узкие плечи моего проводника, не знает о том, что под каждым крупным городом залегают многокилометровые лабиринты катакомб, и Рим с его тайнами – не исключение. А потому, собственно, неважно, насколько непрезентабелен внешний вид входа в подземелье, важно – куда он ведёт.

Я не задавал лишних вопросов, точнее, вообще никаких вопросов не задавал, поскольку пребывал в уверенности, что спокойствие и невозмутимость являются отличительными чертами людей, связанных с тем, к чему я прикасался, и мне следовало на их фоне лишний раз не выделяться, если я хотел добыть нужную информацию.

Думаю, наш спуск продолжался метров тридцать, то есть на глубину той самой колонны Непорочного зачатья, что стояла неподалёку на площади. Закончился он перед чугунной дверью с облупившейся голубоватой краской, какие, вероятно, встречаются на подводных лодках или в старых фильмах о золотохранилищах. Для полного ощущения возвращения в прошлое не хватало чадящих факелов по стенам, которых заменяли пыльные электрические плафоны мутно-оранжевого света.

Когда мой провожатый наконец вернул мне письмо, чтобы иметь возможность обеими руками открыть тяжёлый железный засов, я понял, что внутри никого нет. Насмотревшись фильмов про бандитов и полицейских, я предполагал, что подойду к эдакой тюремной стойке, назову имена тех, с чьими делами хочу ознакомиться, меня заставят ждать, и какой-нибудь клерк лениво вынесет из архивных глубин несколько потёртых папок под расписку. Однако едва ли есть такой клерк, даже в Италии, который станет сидеть взаперти в подземелье и ждать, когда кто-нибудь его навестит.

Действительно, за дверью оказалась неожиданно большая комната, нет, не комната, а целая зала, от стены до стены уставленная шкафчиками в человеческий рост. Всё это я увидел, когда очкарик щёлкнул выключателем на стене, и под потолком со специфическим галогенным жужжанием пробежала гирлянда белых вспышек.

– Сколько вам нужно времени? – задал он первый с момента нашего знакомства вопрос.

– Не знаю… час… полчаса…

– Хорошо, я зайду за вами через сорок пять минут. Если закончите раньше, нажмите вот на эту кнопку. – И он показал на большую пластмассовую пуговицу, утопленную в стене рядом со входом.

С этими словами он вышел, снова забрав у меня письмо, а я смотрел и слушал, как лязгают железные засовы.

Меня никто не ощупывал, не обыскивал, не проверял на наличие оружия или взрывчатки, не заставлял нигде расписываться, сдавать отпечатки пальцев или позировать перед объективом скрытой камеры. Камер я вообще нигде не замечал. Ни скрытых, ни явных. Так небрежно могли вести себя только законченные разгильдяи или… совершенно уверенные в себе работники службы, которая не давала сбоев вот уже много десятилетий, если не столетий. Было, о чём подумать на досуге. Не было только досуга. У меня три четверти часа, за которые ещё нужно успеть разобраться в устройстве здешнего хозяйства, поскольку, похоже, моё деланное спокойствие сыграло со мной злую шутку: провожатый решил, что я знаком с процедурами, и ничего объяснять не стал.

Я устремился к шкафам.

Когда-то в школьные годы я был записан в местную коммунальную библиотеку, где выдавальщицей подрабатывала девочка из старшего класса, в которую я был втайне влюблён. Думаю, она там только числилась, а работала её мама или бабушка, но мне казалось, что она – это и есть библиотека. Она была выше меня ростом, совсем взрослая, и я слышал, как пожилые дядечки с ней чуть ли не расшаркиваются, но я-то знал, что она всего года на два-три меня старше, и это было жутко здорово и притягательно.

Однако дело не в ней, а в системе картотеки, которая была точь-в-точь такой, как здесь, в этом ватиканском архиве. С той лишь разницей, что в библиотеке ты находил по карточкам нужную тебе книгу и шёл получать её к столу выдачи, а тут вместо карточек выдвигались ящики с уже готовыми документами, и никуда идти не приходилось. А приходилось чётко понимать, что ищешь. Потому что всё бумажное содержимое всех здешних шкафов, как я скоро выяснил, подчинялось одному простому принципу – алфавиту.

Шкафов было много. Очень много. Зала имела в длину шагов сто, не меньше, и шагов пятьдесят – в ширину. Все буквы латинского алфавита, все цифры от 1 до 0 и ещё несколько ящиков, отмеченных значками вроде перечёркнутого «О» или «А» с кружком над макушкой. Видимо, для иностранных слов какого-нибудь скандинавского языка. Опять, скандинавы…

У Кристи было имя и была фамилия, однако я уже знал, что в картотеке её нужно искать именно под этой кличкой, если меня интересовала актуальная информация. Ящиков с литерой «К» оказался добрый десяток. Я начал с конца и на удивление быстро отыскал нужную мне папку. С первой же страницы на меня глянула фотография черноволосой девицы с густой прямой чёлкой и смеющимися выразительными глазами типичной итальянки. Судя по дате рождения, ей сейчас было лет двадцать пять. Честно говоря, у меня отлегло от сердца, поскольку дорогой сюда я имел неосторожность подумать, а не окажется ли Кристи моей недавней знакомой. Неожиданное появление Эмануэлы и не менее резкое её исчезновение нет-нет да и наводило меня на неприятные мысли о подстроенности всей этой любовной истории. Теперь я мог быть спокоен во всяком случае за то, что Кристи и Эмануэла – не один и тот же персонаж.

В папке Кристи лежали краткие сведения о её жизни до поступления на службу Ватикана (уж простите, люблю называть вещи своими именами), что меня мало интересовало: такая-то школа в Неаполе, такой-то колледж в Риме, будущее либо в фармацевтике, либо в аптеке за прилавком, раннее замужество, аборт, недолгое увлечение наркотиками, вербовка прямо в больничной палате и всё – девушка по вызову, услуги эскорта, показное роскошество для привлечения других длинноногих дурищ: машина, квартира в столице, бунгало на побережье. Судя по прилагавшимся счетам, всё оплачивалось щедрыми содержателями в чёрных рясах и белых воротничках. Куда же мы без жреческой проституции! Традиции древние, их необходимо поддерживать во имя Изиды, Иштар и всех, кто там ещё перекочевал из веры в религии.