Виталий Виниус - Римские вакации

— Ну и нормально! — обрадовался Раис и побренчал денежным мешком. — Средств хватает!

— Это за штуку? Без разбора? — дотошно уточнил Джон.

— Ну да… — подтвердил Тораний.

— Что-то дёшево! — громко усомнился Лёлик, переставая пожирать виноград. — Небось, с изъянами!

Тораний как-то странно смутился и забормотал:

— Никаких изъянов… Все прелестны и прекрасны…

— Ага! — не унимался Лёлик в критическом порыве. — Мы сопляков лопоухих дороже купили, а тут прекрасный пол, понимаешь!

— А, может, тот торгаш на рынке нас надул, впендюрил втридорога? — предположил Боба.

— Ладно! — нетерпеливо оборвал дискуссию Джон и обратился к Торанию: — Давай предъявляй товар, так сказать, лицом!…

— И задницей!… — хохотнул Серёга.

— Вот, вот, товаристых хочу! — обрадованно заявил Раис.

— Ну, разумеется, товар что надо! — подтвердил Тораний и осведомился: — Пройдёмте посмотреть или сюда прикажите?

— А они у тебя чего — на складе хранятся? — вновь изволил пошутить Серёга.

— Зачем на складе? Совсем не на складе… Целые хоромы выделил… — почему-то обиделся торговец и даже поджал губы. — Холю и лелею прелестей со всеми удобствами.

— Ну ладно, — пресёк прелюдию Джон. — Сейчас будешь заводить по одной…

— Чего это по одной!? — взвопил Лёлик. — Сразу всех давай!

— Ничего не всех! — гаркнул в отместку Раис и поднялся на ноги очень даже живо. — А ну-ка, мне вот, надо такую вот!… Значит, чтоб здесь вот так, а тут вот так! А там прямо чтобы… ну вообще-е!… — невнятные слова свои Раис поспешно иллюстрировал красноречивыми округлыми жестами, будто оглаживал шикарную снежную бабу.

Лёлик, пуча глаза и наливаясь злобной краскою, утробно засипел, не имея возможности от столь беспардонной наглости говорить разборчиво.

Раис кинул на него презрительный взгляд и закончил, вновь вознамерившись усаживаться:

— Так что тащи королеву, смотреть буду…

Но мирно сесть ему не удалось. Багровый как помидор Лёлик стремительно вскочил, швырнул в Раиса огрызком, а следом налетел и сам. Он ловким тумаком сбил громко брякнувшую об пол брандмейстерскую каску и попытался схватить недруга за шевелюру, но та была не длиннее, чем у поросёнка на заднице. Посему Лёлик дёрнул Раиса за ухо, а потом с неожиданной сноровкою подбил под коленки, отчего Раис шлёпнулся на спину и заорал.

Лёлик повернулся к потрясённому хозяину, погрозил ему кулаком и открыл рот, желая говорить, но тут уже вскочивший Раис, взревев раненным быком, схватил с пола потерянную было каску, нахлобучил её до предела и кинулся на обидчика, метя макушкой в брюхо. Таран удался на славу — медная каска врезалась в железный панцирь с шикарным скрежетом. Лёлик повалился навзничь и заболтал конечностями, пытаясь влепить тумака навалившемуся сверху Раису. Композиция в целом походила на эпатажное изнасилование черепахи колобком.

На шум занавесь отодвинулась и всунулась в комнату лоснившаяся шоколадная ряшка негра, на которой глаза тут же и вытаращились в изумлении. Тораний, выглядя одновременно и испуганным, и ошеломлённым, опасливо поджал ноги на сиденье как при потопе.

Драчуны разошлись не на шутку, алкая крови. Мы кинулись их разнимать, что удалось не без труда. Раиса пришлось долго удерживать в скрученном состоянии, так как он всё порывался вырваться, приговаривая глухо: "Бабу захотел!… Щас дам бабу!…", ну а Лёлик, растопырив руки и боевито сверкая очками, хрипло вскрикивал: "Не держите меня!", хотя его никто и не держал.

— Э-э-э, мужики-и!… — презрительно скривился Джон и даже махнул рукой, словно узрел не подлежащий прощению позор. — И из-за чего?!… Из-за бабцов!…

— И вовсе не из-за бабцов! — с надрывом взвопил Раис и перестал вырываться. — А из принципа!

— Сам дурак!… — ругнулся Лёлик, но затевать новый раунд рукопашных переговоров не стал.

— Ну ладно, сами пойдём смотреть, — сказал Джон Торанию. — Где тут они у тебя?

Тораний, кивая, наконец, спустил ноги на пол, посмотрел на продолжавшую торчать из-за двери негритянскую башку и гневно гаркнул:

— Чего вылупился?! Иди открывай!

Башка молниеносно испарилась.

Следом за то и дело опасливо оглядывавшимся Торанием мы прошли через обширный перистиль в другую часть дома. Там длинный полутёмный коридор вывел нас к двери, у которой стоял негр, тут же предупредительно её распахнувший.

Тораний, обогнав нас, первым заскочил вовнутрь, с кем-то заговорил сдавленно. Мы, немного помявшись и потолкавшись, вошли следом. Перед нами открылась просторная и достаточно светлая комната. Свет проникал через окна, расположенные под самым потолком.

— Ну вот, прошу… — осторожно сказал Тораний и приглашающе повёл рукой.

В комнате находилось немало девушек; молча и настороженно они глазели на нас. Одни сидели на стульях, в изобилии расставленных по комнате, другие стояли у стен. Все рабыни были одеты в однообразные длинные столы качества ветхого и затрапезного; у каждой на плечи наброшено было что-то вроде платка-накидки.

— Ну-у, малина!… — восхищенно простонал Раис и прошёлся по комнате раскованным молодцем, пытливо кидая сальные взоры как щедрый сеятель.

Тораний выдвинулся вперёд и предупредительно спросил:

— Как изволите выбирать? — речь его сделалась осторожною как у кадрового дипломата.

— Ты бы их построил, что ли… — барственно промычал Джон и эдак махнул ручкой, словно был вальяжным сударем.

Тораний с похвальной вежливостью отдал рабыням должные распоряжения. Девицы зашевелились. По одной стали нерешительно выходить на середину, образуя некоторое подобие шеренги. Оказалось их примерно чуть больше дюжины.

Коллеги принялись вкрадчиво ходить вдоль строя, похотливо приподняв плечи. Я же, наоборот, памятуя, что значительное видится издалека, отошёл к стене и дал волю зрению.

Поначалу пытливый взор мой ловил лишь отдельные наиболее обольстительные детали, сливавшиеся в некую пёструю восхитительную палитру: золотистые локоны, губы бантиком, хрупкие точёные руки, застигнутые в изящном жесте, ресницы, трепетавшие мохнатыми бабочками, матовую бледность лица, заманчивые очертания фигуры под лёгкой тканью, голубые до прозрачности наивные глаза, чёрные до синевы кудри, алый румянец и прочие девичьи чудеса. И лишь после подобного фрагментарного ознакомления взбудораженное сознание стало улавливать цельные образы. Подумалось, что плохонькая одежонка барышень не очень-то и вяжется с их гладкой ухоженностью, местами доходившей до тщательно взлелеянной холёности.

Первым совершил выбор дамы сердца Боба. Недолго помотавшись туда-сюда, он сообразно со своими неменяющимися вкусами остановился у невысокой блондинки — столь румяной, словно вымазанной клубничным вареньем; заулыбался ей широко и добродушно, отчего девушка смущённо потупилась и зябко передернула плечиками.