Виталий Виниус - Римские вакации

Антоний заинтересованно хмыкнул и заухмылялся.

Джон посмотрел на полководца неприязненно, поджал губы и сварливо заявил:

— Сначала победить надо!…

Серёга подошел к посланцу Клеопатры и спросил:

— Слышь! А ты чего вообще с этим ковром притащился?

— Ну так для маскировки. Как будто коврами торгую, — пояснил негр.

Антоний озабоченно нахмурился, потом открыл деревянную шкатулку, стоявшую на столе, пошарил в ней мелодично, на что Серёга вытянул с любопытством шею, достал несколько золотых монет и протянул их негру:

— На вот, от великого Рима и от меня… Великого…

Негр обрадованно схватил награду.

— Ну ладно. Иди себе, — взмахом руки отпустил его Антоний.

Негр немного помялся и ушёл.

Антоний повернулся к Дыробою, стоявшему на пороге, и скомандовал:

— Давай легата сюда, всех трибунов и квестора.

Дыробой отправился исполнять команду.

Заглянул в комнату вилик. Антоний, хмуро приказал ему прислать брадобрея, а также готовить завтрак.

Вскоре торопливо вошёл в комнату заспанного вида курчавый малый с большим носом и с шустрыми глазками. Он притащил с собой казанок с горячей водой, от которой шёл пар, пару льняных полотенец, целый ворох каких-то лоскутков, бронзовое зеркало на длинной ручке и кожаную плоскую коробочку.

Антоний уселся на скамью. Цирюльник, зевая украдкой, расположил свои аксессуары на столе, бросил в котелок лоскутки, намочил полотенце, намотал его не очень бережно Антонию на физиономию — так, что остался торчать один нос, сам достал из коробочки точило, потом опасную бритву и стал её править с противным взвизгом. Через минуту он бритву положил на стол, снял полотенце с лица босса и принялся энергично лупить его по щекам, приговаривая картаво:

— А вот сейчас кровушку разгоним!…

Антоний кряхтел, но терпел.

— Однако, и нам не помешает побриться, — молвил Боба и поскрёб порядочную щетину.

Серёга подошёл к столу, взял бритву, оглядел её критически, хмыкнул, небрежно бросил обратно и заявил:

— Тоже тупая!…

Брадобрей ревниво посмотрел на него, наложил Антонию на щёки новое полотенце, схватил бритву и снова стал возить ею по точилу.

— Может, подарить Антошке пару "Жиллеттов", — предложил добрый Боба.

— Ну вот ещё! — воскликнул скаредный Раис. — Самим мало!

— Так ты всё равно бреешься раз в месяц, да и то подмышками! — хохотнул Лёлик, гордо почесав заросшую щёку.

— А вот и врёшь! Раз в неделю и не подмышками! — обиженно воскликнул Раис и в доказательство подёргал себя за редкую кустистую поросль на подбородке. — И, вообще, у меня усы! — добавил он и даже указал пальцем на узкую вислую полоску жёстких волос под носом.

— А кто спорит? — издевательски заявил Лёлик. — Истинный мужлан!…

Раис обиженно фыркнул, но промолчал. Зато Джон, с восторгом потрогав свои пшеничные усы, погрозил охальнику пальцем.

Цирюльник попробовал остроту прибора пальцем, довольно кивнул головой, словно обнаружил дамасский булат, снял полотенце с Антония, вручил ему зеркало, схватил за нос, вздёрнул голову вверх и, примерившись, движением, не лишённым изящества, провёл лезвием по щеке. Раздался противный скрип. Антоний охнул жалобно. На щеке появился порез. Брадобрей быстро выудил один лоскуток из котелка, зачем-то лизнул его широким, на вид каким-то осклизшим языком и ловко пришлёпнул на порез. Затем вытер бритву о подол своей несвежей туники, снова схватил Антония за нос и, скорчив творческую гримасу, примерился. Антоний болезненно зажмурился.

— Пошли, что ли, где-нибудь тоже побреемся, — сказал Джон.

— А что не здесь? — лениво спросил Боба.

— А чтоб не завидовал, — пояснил Джон.

Мы собрали амуницию и приготовились покинуть комнату.

Раис подошёл к столу, отлил из котелка в чашу, там имевшуюся, скинул туда же лоскутки и заявил:

— Хватит!

Котелок же он рачительно прихватил с собой, из-за чего удостоился от нас решительной похвалы.

Мы прогулялись по дворцу, обнаружили пустовавшее помещение и там неторопливо побрились.

После брадобрейских процедур мы вернулись к Антонию, где уже присутствовал весь командный состав нашего доблестного войска.

Обсуждался вопрос: сразу же бросаться в погоню за подло убежавшими египтянами или немного погодить. Антоний, с густо наклеенными на щёки лоскутками, сидел и внимал спору между легатом и квестором. Легат с залихватским видом настаивал на том, что нельзя терять времени и надо быстро поспешать, чтобы догнать египтян до того, как они достигнут Мемфиса. Квестор решительно противился, указывая на недостаток фуража для лошадей.

Антоний всё это выслушал и постановил выступать немедля без фуража в расчёте на подножный корм.

— И вот что, — скомандовал он. — Приберите таран да катапульты оставшиеся. Египтяне на площади ещё лестницы штурмовые побросали… И их тоже. А то ещё придётся Мемфис штурмом брать, — Антоний вздохнул тяжело, а потом спросил у квестора: — Стены-то там какие?

— Стены там крепкие, — не обрадовал квестор.

На том совещание закончилось, и отцы-командиры пошли готовить войско к походу.

Рабы принесли скромный завтрак из свежеиспечённых пшеничных лепёшек, вяленого мяса и красного вина, уже обильно разбавленного водой. После завтрака Антоний при помощи рабов стал облачаться в доспехи. Мы собрали свои манатки, навьючились по-походному и вышли из дворца сначала во двор, а потом через распахнутые ворота и на площадь, где легионеры не слишком усердно строились в колонны. Центурионы, злые все как один, хрипло орали, изощрённо ругались и то и дело пускали в ход свои трости, выписывая удары нерасторопным бойцам.

— Что в наши времена сержанты, что здесь центурионы, прямо как собаки лютые, — заметил Боба.

— Да уж! — философски поддержал коллегу Джон. — Младший командный состав — величина постоянная и неизменная.

Мы посмотрели на суету, которая обещала затянуться надолго, и прошли к Александрийской Библиотеке или, точнее, к тому, что от неё стараниями Лёлика осталось. Здание уже перестало гореть и зияло закопчёнными глазницами окон. Крепко пахло гарью.

— Вот, Лёлик, полюбуйся, что натворил, — не преминул поддеть поджигателя Раис.

Лёлик фыркнул и отвернулся.

У Библиотеки находилась наша конница. Кавалеристы стояли, спешившись и держа лошадей под уздцы. Утренние тени от переступавших конских ног тянулись по серому камню плит, рисуя сплошную абстракцию.

Рабы под присмотром двух важных контуберналов разбирали таран и три оставшиеся целыми катапульты на составные части и укладывали их на телеги, запряжённые волами.

Из переулка показалась ещё целая команда повозок, гружёных мешками. Рядом негры тащили знакомые носилки. Повозки, влекомые мулами по двое, въехали на площадь и остановились. Из носилок выскочил Рабирий, огляделся и потрусил к нам, начав радостно кричать на ходу с громкостью, достойной мегафона: