Глеб Исаев - Двойник

— Сложновато… — Суслов почесал нос толстым пальцем. Хотя… Лимон это серьезно. Слушай, а как твое настоящее имя?

— Моя фамилия Пирогов. Звать Андреем. — Отозвался Андрей серьезно. — Я и прокурорскому сказал, что на любую проверку готов.

— Что за прокурорский? — Вновь поскучнел Суслов.

— Следственный комитет меня на мошенничество крутит. Приходил в больницу один. Подписку правда не взял, но сторожа оставил.

— Как же ты… оттуда ушел? — теперь Суслов уже вообще ничего не понимал.

— Ему вдруг нехорошо стало. Соглядатаю. Ну я его врачам на руки сдал, а сам уехал. Мне ведь этого никто не запрещал.

Не заскучаешь с тобой. — Выдохнул Суслов. — Ладно, сейчас я в одно место звякну. Адвокат знатный, но и за услуги берет не слабо. У тебя хоть какие-то деньги есть?

Андрей задумался, припоминая Машину записку. — Не много, тысяч тридцать кажется, Евро я имею в виду.

— Кхы. — Поперхнулся Суслов. — И это не много? Нет, ты точно не аббат Фариа? Погоди, я себе коньячку плесну, а то с тобой свихнуться можно.

Продюсер вынул из шкафа пузатую бутылку, вопросительно глянул на Андрея. — Ну как знаешь, а я соточку замахну.

Андрей нахмурился. — Знаешь, давай пока ерундой голову забивать не будем. И без того дел хватит. Ты лучше про Машу скажи, реально?

— Ну… так понимаю про все деньги ты пошутил. — Отодвинул пустой бокал Суслов. — Но отдать им что-то все равно придется. И адвокату. Тридцать. Тридцати пока хватит. Сейчас позвоню, поговорю. Только ты погуляй пока. Без обид, но…

Андрей вышел в коридор, приготовившись терпеливо дождаться окончания переговоров.

— Эй… ты. Андрей, или как тебя там. — Услышал он громкий голос.

По коридору шагал Алексей Макаров, актер, красавец и предмет тайных воздыханий многих.

— Привет. — Занятый своими мыслями Андрей даже не обратил внимания на странные нотки в голосе звезды экрана. — Ты что-то хотел?

— Ага… Хотел. — Словно и не заметил протянутой ему руки артист. — Лихо ты развел всех. И меня в том числе. Тут я ничего сказать не могу. И левой работаешь классно, но если бы я знал, что… подстава. Только долг платежом красен… — Макар не закончил, сделал короткий шаг вперед, сократив дистанцию и сжал громадную ладонь в кулак.

— Эй. Заходи. — Андрей повернул голову на прозвучавший из-за приоткрытой двери голос Суслова, и тут в глазах у него вспыхнуло бесчисленное множество ярких, ослепительных искр, и он без чувств рухнул на потертый линолеум.

"Ох, ни фига себе приварил". — Андрей помотал головой, гудящей словно колокол, стер рукавом текущую из разбитого носа кровь, и с трудом поднялся на ноги. — Чего это он с цепи сорвался?

Но в следующий момент все мысли о странном поведении киноактера отступили на второй, если не на третий план.

Не видя ничего вокруг прошел по недлинному коридору, отворил дверь, и вышел на улицу. Прошел по сухой, подмерзшей траве в глубину парка. Остановился возле большого, в два обхвата ствола. Ткнулся лбом в холодную, гладкую поверхность, обхватил голову ладонями, пытаясь понять что с ним творится. И тут навалилось вовсе уж странное состояние. Тело его словно исчезло. Пропала из глаз уныло привычная картинка запущенного парка, меняясь новой, куда более странной. Сумрачное огромное помещение, двухярусные кровати, тяжелый запах немытых тел, а в уши ворвался, пронзительный рокот звонка, и тут же, почти сразу, прозвучал истошный голос: Барак! Подъем!

Нестройный скрип коек, тихий матерок просыпающихся, яркий, обжигающий свет круглых шаров-светильников под сводчатым потолком…

— Второй отряд! На улицу. Строиться, — голос бугра, подгоняющего неторопливо натягивающих аккуратно уложенную на табуретки одежду зеков.

Андрей потянулся к потертой, с блеклой лагерной биркой на левой груди, робе и поймал взгляд стоящего в проходе между двухъярусными кроватями старшины отряда.

— Эй, Троцкий, а тебя что, не касается? — отыскав повод зацепить Андрея, здоровый пермяк прищурил бледные, реденькие ресницы. — Из-за таких, как ты, опять видака лишат. Шмыгом, сказал!

— Слышь, командир, не наезжай. — Андрей кивнул на неспешно одевающихся соседей. — Половина еще не вышла.

— Ты, сука, базлай меньше, — старшина зацепился за возможность поддеть зека. — Мутный ты, Троцкий… потому как гнобил нашего брата… и потому первым должен в строй лететь. Мухой…

— Да пошел-ты… — понимая, что бугор не угомонится, пока не отыщет повод, рубанул Говоров.

— Ну-ну… за язык не тянули. Сам сказал, — даже расцвел от удовольствия Кабан, прозваный так именно за свои поросячьи ресницы и круглые, словно залитые жирком, щеки. — У нас за базар отвечать принято. После отбоя будем тебя порядку учить.

То, что сам он марать руки о непослушного зека не станет, Андрей отлично знал по рассказам других, попавших в немилость сидельцев.

Бить, и бить крепко, будут пятеро активистов, добросовестно отрабатывая обещанное кумом УДО.

Толпа зеков высыпала на сырой от утренней росы плац, построилась в шеренгу и замерла серой, безликой массой.

Проверка, уборка территории, завтрак, развод на работу. Все как всегда. Однако для Андрея этот, двести семьдесят четвертый, день отбытия его нескончаемо-длинного срока предстоял стать не совсем обычным. И вовсе не потому, что вечером, после того, как угомонится уставшая за день мужицкая каста, затихнут в своем углу "правильные зеки", ему предстояло получить свою долю кровавых ссадин и гематом. Об этом Андрей, занятый повседневными делами, почти и не думал. Недолгое пребывание "по ту сторону свободы" успело приучить к философскому отношению к таким мелочам. Занимал его мысли неожиданный вызов к начальнику отряда. Старлей, несмотря на невеликое, по армейским меркам, звание, был для простых зеков кем-то вроде небожителя и снисходил до общения с серой массой лишь в исключительных случаях. Поэтому он был крепко удивлен, когда вечером, едва только их бригада, пройдя шмон после возвращения с рабочей зоны, вернулась в барак. На входе его и остановил дежурный, который передал приказ срочно явиться пред светлые очи старшего лейтенанта Антонова.

— Спаси нас больше всех печалей… — пробормотал Андрей, поправляя черную кепку. Смахнул пыль с видавших виды сапог и решительно постучал в обитую коричневым дерматином дверь.

— Заключенный Говоров по вашему приказанию… — громко отрапортовал Андрей, сорвав с головы кепку и вытянувшись по стойке смирно. Лейтенант был молодой, но слегка повернутый на строевой дисциплине. Он мог легко не заметить какой-то мелкий проступок, касающийся выполнения распорядка дня, но запросто мог лишить ларька на неделю за неряшливый вид.

Офицер, сидящий за столом, поднял голову, скользнул взглядом по строевой выправке вошедшего и, явно удовлетворенный увиденным, кивнул головой, предлагая пройти ближе.