Николай Немытов - Курганник

— Чтобы разобраться, начнем по порядку. Так. Треугольник на знаке царей, видимо, обозначает тяжеловооруженного всадника — катафрактария.

— Эк как его! — прыснул смехом Ковалев.

— Не плюйся соком. Сладкое ведь, липкое.

Виктор утерся рукой, хрюкая от смеха.

— Извини.

— Лопай-лопай. — Макар задумчиво потер подбородок, покрытый мелкой золотистой щетиной.

— Так. Попробуем зайти с другого конца: треугольник вершиной вверх — мужское начало, воин. Треугольник вершиной вниз — женское начало. Ага! Женщина-всадница, женщина-воин. А если точнее — боспорская царица.

Зотов поморщился — такое предположение его смущало.

— Ерунда какая-то, — признался он.

— Ну почему, — возразил Ковалев, откладывая вторую персиковую косточку. — Женщины-воины… Они ж знаменитые… Как же их? Амазонки! Вот!

— Мифический народ, придуманный греками. — Макар вздохнул. — А у нас конкретная царица. Только о царицах Боспора я никогда не слышал.

— Значит, ты, Зот, сделал открытие.

— Да уж! — Кузнец отбил пальцами ритм и продолжил: — Вензеля боспорских царей похожи на сарматские родовые знаки. Вот в том, что у сарматов были воительницы, я не сомневаюсь. Вот птичья лапка на нашем рисунке и спиралька подтверждают версию о том, что речь идет о женщине, о жрице и царице. Она вполне могла совмещать престол со званием верховной жрицы. Кроме того, — Макар достал из-под книг два белых листа писчей бумаги с ксерокопиями рисунков, — на одном из наскальных рисунков в Чуилинских горах есть изображение женщины, у которой одна рука скручена в спираль — символ змеи, символ земли; другая, трехпалая, похожа на птичью лапку, — символ неба. Эдакий образ Богини-Матери всего сущего.

— Насчет змеи — согласен, — вставил Ковалев.

— Выходит, женщина, чей родовой знак вырезан на черепе, — сарматская царица, верховная жрица Богини-Матери или иного бога, о котором можно только гадать на кофейной гуще. Сведений о сарматах маловато… Чего смотришь?

— Ну ты даешь, — покачал головой Виктор.

— Со мной так бывает. — Макар снова погрустнел.

— Может, скажешь и имя царицы? — осторожно поинтересовался Ковалев.

— Нет. Имени не скажу. Не знаю. Хотя могу предположить, что она одно время служила наемницей на Великом шелковом пути.

— Вот это девушка! Но, черт побери, Холмс, как вы узнали? — Виктор притворно шлепнул себя по лбу.

— Элементарно, Ватсон, — подыграл ему Макар. — Вы невнимательно слушали. Я с самого начала сказал: череп протоцератопса из пустыни Гоби в Монголии.

— А! Да-да-да!

— Скифы и сарматы нанимались в охрану караванов, идущих Шелковым путем. Часть их пути проходила через Монголию.

— И что с того? Череп еще откопать надо.

— В Гоби иногда ветры выдувают целые скелеты и гнезда, полные окаменелых яиц. Собирай не хочу. Огромные кладбища динозавров просто лежат на поверхности.

— Ни фига себе-е-а-а! — Виктора неумолимо потянуло в сон, и он зевнул.

— Их открыл один советский палеонтолог — Иван Антонович Ефремов. После он стал знаменитым фантастом.

— «Туманность Андромеды», — вспомнил Виктор, потирая слипающиеся глаза. Лекция друга подействовала на него лучше всякого снотворного.

— Ты бы прилег, Витек, — предложил Макар. — Не ровен час, свалишься.

— Я на диванчик, — прокряхтел Виктор, поднимаясь с табуретки. — В дом.

Ковалеву уже было все равно, что приснится и в каких количествах. Он хотел спать, очень хотел спать.

Виктор во сне поднимался по лестнице следом за человеком в камуфляжных брюках. Он знал, кто это, но в тот момент его внимание сосредоточилось на другом. Ковалев глянул вниз с лестничной площадки и понял, где находится. Старая усадьба. Вот мозаика на полу, слева бар, справа магазин. Именно разноцветная картинка из стеклышек привлекла его: голова красивой женщины с закрытыми глазами, лицо обрамляют темно-русые пряди, в которые вплетены золотые змеи.

Виктор пригляделся внимательнее и, как часто бывает в сновидении, изображение стало плыть, словно водяная рябь, освещенная солнцем, побежала по мозаике. Ковалев склонился вперед, крепче вцепившись в деревянные перила. Солнце ослепило его.

Деревянные перила? Почему деревянные? И в следующий момент он не узнал свой голос…

— Не пойму, почему это море назвали Негостеприимным, — сказал Посейдон, прикрывая глаза от яркого летнего солнца.

— Не всем так повезло, как нам, — ответил Гермий. — Симплегады стоят, не шелохнутся, а значит, Харибда успокоилась. Скиллу с ее амазонками отбросили на север, и пока некому грабить корабли в Дардановом проливе. Однако близко подходить к берегам Тринакрии — треугольного острова — я бы не советовал.

Повелитель Атлантиды выпрямился во весь свой немалый рост и гордо приподнял голову.

— Ты думаешь, я испугаюсь каких-то местных пиратов? Да я утоплю их в этой луже, которую они именуют Солнечным морем.

Синие глаза Гермия смотрели на гневное лицо повелителя всех морей спокойно, даже как-то сочувствующе, что иногда раздражало не только Посейдона, приводило в гнев самого Зевса.

— У них тростниковые суда, и не мне тебе напоминать — такое судно непотопляемо. А тростниковый парус дает больше скорости легкому кораблю. Если пиратская флотилия нападет на «Коня морей», нам придется туго.

— У нас есть негасимое пламя! — отмахнулся повелитель Атлантиды.

— У медведя есть клыки и когти, однако свора собак справляется с ним, загоняет в ловушку, — негромко возразил Гермий.

Блики солнца играли на угрюмом лице Посейдона. Ему хотелось вернуться к любимой во всем величии, в блеске и славе. Что дикари побережья? Что бродячие скалы и коварные водовороты? Он идет к Медузе, он спасет ее, увезет из этой варварской земли.

Гермий прекрасно его понимал, поэтому считал своим долгом уберечь атлантида от поспешных поступков, грозящих гибелью.

— Мы можем ночью подойти на веслах? — уже не утверждал, а спрашивал Посейдон.

— Пираты слушают море. Я думаю, они давно заметили наше присутствие по плеску волн о борт корабля, по свисту ветра в снастях, по скрипу такелажа, — ответил посланник богов. — Они ждут, когда «Конь морей» подойдет ближе, на расстояние атаки.

Посейдон в упор посмотрел в синие холодные глаза, на дне которых всегда пряталось лукавство. Он знал, что у Гермия готово решение возникшего затруднения, иначе его не было бы на борту корабля.