Александр Руб - Черная кошка, белый кот или Эра милосердия-2

— В смысле «уклоняющихся от призыва»? — переспросил я. — Здесь есть такие?

— В прямом смысле приходится вести под конвоем в военкомат. [43] Архивные документы содержат множество трагических фактов мобилизации в Красную Армию. Вот только один из них: «15 июля с.г. [1944] при сопровождении 159 мобилизованных из местечка Солы в г. Вилейка мобилизованные начали разбегаться в лес. В результате применения оружия сопровождающими убито 18 и ранено 20 человек. В г. Вилейка доставлено только 3 человека».

Интересно, вот что-то «плохое», что было в РФ, отсутствует в этом времени?

Полковник, стоя у большущего письменного стола, с традиционной зеленоабажурной лампой, тем временем продолжил:

— Создание сети осведомителей. Начальник отделения капитан Зенкевич — относительно опытный работник, воевал.

Полученное вчера оружие, закрепляется за нами. Дополнительно выделяется ручной пулемет, патроны. Некоторое количество строй и хозматериалов для усиления обороноспособности здания отделения. Все вопросы в рабочем порядке. Можно обращаться непосредственно ко мне.

— У вас беларускае прозвишча, а родная мова якая? Русская? А з «беларускай мовой» як?

Хороший вопрос. Спросить армянина или узбека — он не поймет, пожалуй, о чем и речь. А белорусы, насколько помню, родной язык слышат только по телевизору и в школе на уроке. Любопытно узнать сейчас здесь с этим также?

— Так точно. На слух пойму многое. Говорить постесняюсь. Читать могу с усилием.

— Тут з мовай у вёсках бяда. Упруцца и кажуць тольки на сваей. А як прыбывае актыв, пра наличие беларускай мовы и не падазравае. Стремитесь асвоиць гутарковую гаворку. Гэта вельми трэба для правильнай працы!

— Есть!

— Жадаю удачы!

Вот и едет теперь наша группа к новому месту то ли работы, то ли службы. Говорить рискованно — язык прикусишь, потому едем, молча, погрузившись каждый в свои мысли.

Жила нация. Старая, с большой историей, со своей непохожей на других культурой, языком. Имела своих великих писателей и поэтов. И как-то вдруг за какие-то шестьдесят лет она исчезла. Пропал белорусский народ — появился самый близкий к русским — «славянский народ» Республики Беларусь. Многие ли сейчас готовы смотреть «Джентльменов удачи» на белорусской мове? Почему меня так задела обычная табличка «Януковіч Вінсэнт Мікалаевіч»? Я представил как приходит ко мне «портянка»:

«Картка N2 — на твар, які здзейсніў злачынства, — прызначаны для ўліку суб’ектаў злачынства, у стаўленні якіх крымінальныя справы расследаваны й накіраваны пракурору для сцьвярджэння абвінаваўчага зняволення ці матэрыялы пра якія ў парадку ст. 10 КПК БССР перададзены для ўжывання да іх мер грамадскага ўздзеяння. Следчы адначасова з накірункам справы пракурору ці яго спыненнем запаўняе картку на твар, якое здзейсніла злачынства.»

Читаю я её, и понимаю: срочно нужен переводчик!!! А сколько таких бумаг крутится в государственной машине? Человек с высшим советским образованием знает «канцеляр», с партийным обучением владеет «партканцеляром». Но это, же ДРУГОЙ язык, ДРУГОЙ «канцеляр»!

То есть в госуправлении меня лично наличие белорусского языка не устраивает. Хотя, «белорус лишь на бумаге я…»

На этом недодуманная мысль вылетела из головы. Руки уперлись в какую-то хозутварь, едва не влетевшую мне в лицо.

Доблестный товарищ водитель резко и старательно врезал по тормозам. Зазвучало громкое «… мать», «… потомок ишака», «парнокопытный урод» и прочее. Мы, путаясь в шинелях, канистрах, пулемете, резко поднялись в кузове.

Шац моментально перевалил через борт и через секунду, чуть приподнявшись, уже осматривался из-за куста.

— От машины!!! — я среагировал чуть позже.

Не знаю уж как, но оружие было у меня в руках, а сам я с другой от Генриха стороны машины, прижимался к земле. Внимательно осматриваюсь, ища опасность. Над кабиной возникает, вытянутое от удивления, лицо водилы, с выгоревшими на солнце бровями:

— Да вы что мужики! Это товарищ старший лейтенант приказал остановиться.

— «…лядь! Сын козы!» — вырвалось у меня.

Поднявшись, посмотрел на сопровождающего. Одетый в синий китель с потертыми погонами и армейские галифе, заправленные в нечищеные хромачи, тот стоял посреди дороги и пялился на нас. Не зря я давил своим парням на психику. Они возвращали свои воинские навыки очень быстро. Все поднялись из относительных укрытий.

— Внеплановая тренировка прошла на «хорошо». Оценка снижена из-за командира. Поздно реагирует!

Я старался разрядить обстановку — у Семы морда лица предвещала сквернословие с мордобитием.

— Во, командир, побачь — Ничипорук демонстрировал вырванный на прочь карман ватника, — цеж не водыла, це вредыла!

— А нечего набивать карманы. Они и не будут цепляться! — ржал Геня, улыбался Иваныч, отряхивая новую, но уже изрядно помятую синию форму.

Парни продолжили ржать над «Бачь!», а я направился к худощавому, как все мы старлею.

— Санитарная остановка? А где кафе и «заправка»? — грустно пошутил я сам для себя.

— Вот смотрите, что творят гады! — меня не слушали. Сопровождающий, повернув ко мне неровно стриженный затылок, возмущенно рукой показывал по сторонам дороги.

— Ничего себе, а неожиданно, однако.

На деревьях с двух сторон висели куски фанеры: «Сталин Крывавы кат беларусав»;

«Незалежнасць ад чырвонага фашызму»;

«Жыве Беларусь»;

«Няхай жыве вольная Беларусь» [44] Экспонаты музея г. Браслав.

Приподняв фуражку, я почесал затылок. Несильно, но помогает. В кино, по телевизору я видел подобные тексты в западноукраинской, польской прибалтийской интерпретации. Но дома, в Белоруссии признаться не ожидал.

Громко возмущаясь на русском матерном старлей, придерживая кобуру, поперся уничтожать творчество местных. Я тупо смотрел ему в след.

И вдруг меня как током пробило:

— ЛОЖИСЬ! — заорал я, форсировав голос, первое, что пришло в голову.

Рефлекс у сопровождающего был отработан. Старлей, не жалея одежды, резко упал на землю, там где стоял. Фуражка ещё катилась по дороге, а он очень умело уже уползал на обочину.

Мои парни и водила не менее быстро перемещались в придорожные заросли.

Собрав всех у машины, я начал объяснять:

— Товарищ старший лейтенант, а скажите мне «темному», что вы собирались сделать, когда я вас остановил?

— Как это что! Немедленно уничтожить это…, эту… — от возмущения он не находил слов. Мне стало грустно и как-то равнодушно. Наш черноволосый и черноглазый представитель вечно угнетенного народа начал ржать.

— Сема, ты тоже «ничого не зразумил»?

— А шо я? Крайнего знайшлы?

Я поморщился и махнув рукой, повернулся к Шацу:

— Генрих, хорош, стебаться, Объясняй, давай.