Оксана Щербатая - Мой отчим - советский пенсионер

— Зачем живешь с таким? — отчим спросил Катьку почти строго. — Жизнь проходит!

— Куда же мне идти? Тут я прописана. Три года с ним живу. Родители — в Сибири, еще трое детей, туда мне нельзя. А устроюсь в общежитие: он найдёт, бить, может, будет или преследовать. Боюсь я его! Он же, оказывается, сидел за хулиганство, только мне до свадьбы не сказал… Уехать бы куда, но надо же суметь уволиться, — заранее написать заявление, вещи собрать, — как это сделать незаметно? Если он узнает, — только хуже будет!..

Отчим только головой покачал. Ничего не сказал. Мама сказала Кате, что сегодня она может остаться заночевать у нас. Та даже прослезилась от радости. Посмотрела я на эту еще совсем молодую, но такую "затюканную" женщину, и решила: не стоит спешить с замужеством! Может, лучше вовсе замуж не уходить, чем жить вот так… Может, многие мужчины, пока ухаживают, кажутся замечательными и милыми, а потом показывают свой подлинный лик сказочного чудовища?… И, наверное, есть и женщины такие: чудесные невесты, они становятся невыносимыми, сварливыми женами, так что мужья и домой идти не хотят? Решено: буду как можно дольше оставаться одинокой! Свобода — лучшая из зол, дарованных природой!

Поели вчерашнего кролика. На гарнир — пюре картофельное. Катька ела медленно, стыдилась, слёзы утирала украдкой. Минут через успокоилась немного. Стала кролика нюхать в полном восторге: у них-то своего хозяйства нет, непутёвый муж всё пропивает, — давно нормально не ела, думаю…

Отчим принялся, "в тему" собравшихся веселить:

— Вот идет, значит, потихоньку, домой мужик, — пьяный в стельку: держится за забор и перебирая руками. И тут на пути ему встречается другой пьяный, который уже идти не в силах, и лежит под забором. "Как тебе не стыдно! — набрасывается на него первый. — Разлегся здесь, как свинья. Мне стыдно за тебя!" А лежащий ему и отвечает: "Ик! Проходи, товарищ, не смейся… Вот я потом посмотрю, что ты будешь делать, когда кончится забор! Все равно до дома не дойдёшь!" Или вот другой, про гордую жену: пришел муж поздно… Утром он и спрашивает жену:

"Родная, ты не подумала дурного чего, когда я ввалился ночью пьяным и с синяком под глазом? "Что ты, любимый, конечно, не подумала, — отвечает жена. И думает: "Когда ты явился, мой хороший, синяка под глазом ещё не было…"

Только Катька не поняла юмора. Похоже, у неё с юмором еще хуже, чем у меня: как заревёт снова, слёзы прямо в чайную чашку закапали:

— Хорошо вам говорить про тех "гордых жён": их, видно, мужики по пьяни не били!

Тут отчим дико так на неё глянул. Словно огонь в глазах зажегся. Сказал:

— Попробую я тебе помочь. Только ты сама на рожон не лезь, девонька. Оставайся пока у нас. Выспись. Завтра наши "девочки" тебе какую-нибудь одежонку подыщут, голой на работу не пойдёшь. И после работы сюда приходи. А с твоим пропойцей мы как-нибудь разберёмся. Думаю, сумею выход придумать.

Катька на него с недоверием посмотрела. Не спорила. Рано спать легла. Часу в девятом. И заснула сразу. Наверное, недосыпала, с таким-то мужем… Ужасно иметь мужа-пьяницу… А если еще дети от такого? Бедные женщины… Не хочу замуж!

На другой день с раннего утра сбегала в поликлинику. И правда: Марья Сергеевна меня ждала, дала все бумажки для анализов. Я кровь сразу сдала, а в обед сходила сделала рентген.

К вечеру прихожу к родителям. Мамы еще нет. Смотрю: глазам не верю, — сидит отчим в зале, держит на руках крошечного котёнка: один глазик открылся, а второй — еще нет, и гноится немножко. Промыть бы надо… Отчим этого котёнка из пипетки аптекарской молоком кормит, держит так осторожно. А на лице у отчима — синяк, аккуратный такой, под правым глазом. Я вся обомлела. Рядом с отчимом на диване мой сивенький Мотька сидит, что-то муркает тихонько, похоже, у них у всех тут полная гармония. Но котёнок — такой крошечный, — это же сумасшествие: такого-то брать! Большая ответственность…

Стал мне отчим рассказывать, что к чему:

— Катька домой пошла. Мужика её в милицию забрали. Даст Бог, посадят. Эх, всё Никита Сергеевич обещает начать активную борьбу с пьянством, да все никак у него руки не дойдут. А давно пора! Я бы их всех на Соловки сослал, таких чудовищ, только я — не Хрущев… Вот слушай, Зойка, что сегодня было: утром ушла Катька вместе с твоей матерью на работу. Им в одну сторону идти. А этот Квазимодо подзаборный проспался малость, увидел, что Катьки дома нет, а одежда вся — на месте, — рассвирепел как зверь лютый. Кошка у них во дворе окотилась, — их кошка-крысоловка, — он же её, злобяра, в дом не пускал: они же, злобяры, чистоту любят, пока трезвые. И вот садист схватил за хвост кошку, кормившую в тот момент котят, и как шваркнет её головой о дерево. Убил от ярости, — Катька же ту кошку любила, одно живое существо было во дворе, ей близкое… Котята на землю посыпались. Побились… Слышу из кухни: кошка как замяучит, как закричит страшно так, — и тихо стало. Выскочил я: этот дурак опять спать ушел. Хотел я с ним по-своему разобраться: он мне спросонья под глаз дал, он же бугай двухметровый… Я бы мог его "под селедку" разделать: приёмы разные знаю, но зачем же лежачего бить?

Думаю: так дело не пойдет. Надо этого убийцу куда-то девать. Негоже такого в соседях иметь: кто кошку кормящую способен головой о дерево ударить, тот и на человека руку поднимет, не задумываясь.

— И что ж ты сделал, дядя Семён? — спрашиваю. — Милиция же обычно не хочет заниматься семейными проблемами: мол, сами разбирайтесь…

— То-то и оно… Знаю сам. Пошёл я в райотдел: сказал, видел, как пьяница Михаил Варивода дом пустующий поджег, — тот, в котором раньше татары жили: сейчас-то они дом бросили, не дождавшись покупателя, и уехали в свой Крым. Но всё равно — частная собственность. Только прошу не указывать моего имени как заявителя: я — человек старый, больной… Но они меня и слушать не стали: сели милиционеры на два мотоцикла с колясками, — когда уже их нормальным транспортом обеспечат? — приехали на нашу улицу. А тут — зарево полыхает, пожарные пытаются огонь залить, дом сгорел. И бабки соседские все подтвердили: видели, мол, как пьяница Мишка поджигал… Видеть-то они не видели, но все рады от чудовища избавиться.

— Дядя Семён! Что-то я не поняла: ты же говоришь, что он тебя ударил и спать снова завалился. Как же ты видел, что он заброшенный дом поджигал?

— Зойка, не видел я ничего. Сам я поджег. Никогда бы такого не стал делать, кабы не кошка убитая… Катька — она молодая, только бесхарактерная и глупая, ей бы я и так помог отсюда вырваться, и билет бы сам купил. Но котят этому выродку не прощу. Он должен быть наказан! Вот это, Зойка, и есть настоящее зло!

У меня язык отнялся: отчим поджег чужой дом, совершил поджог, чтобы "посадить" пьяницу. Что тут скажешь? Он прав — государственная справедливость всегда слепа, но так ли следует поступать? Почему вспомнились идейные цареубийцы, тот же Александр Ульянов, или вот еще Гриневицкий и Кибальчич… А отчим продолжил: