Оксана Щербатая - Мой отчим - советский пенсионер

Марфа Ивановна от некоторых рисунков пришла в восторг, некоторые раскритиковала, и я поняла, что она не чужда некоторых художественных если не навыков, то знаний. Потом она принялась мне о своём далеком детстве рассказывать, оказывается, выросла она близ Левадии, там где цари отдыхали, знала лишь роскошь и потребительство, но, когда пришла революция, её отца уже в живых не было, он погиб раньше, в 1915 г., старшие братья все уехали за границу, — они были офицерами на фронте в Первую Мировую. А они с матерью остались здесь… Каким чудом удалось девочке выжить, а потом еще и выучиться на врача, — Марфа Ивановна не рассказывала. Думаю, она не хуже отчима знакома с трюками по смене документов и социального происхождения… Сменили паспорта, — и выжили!

Потом снова вернулись к вчерашней теме духов. Марфа Ивановна под нос мне вновь "Живанши" подсунула, сказала, что они ей надоели… Удивительно, как такой стойкий, чудесный аромат может надоесть? Тем более, что флакон почти полон, то есть гостья ими почти и не пользовалась? Или у неё полно других духов…

Тогда я робко попросила Марфу Ивановну продать мне её духи. Безумно хочу их иметь и благоухать как Одри Хепберн! Марфа Ивановна задумалась. Сказала, что, конечно, деньги ей нужны, в дороге нужно будет питаться, и потом еще потребуется брать такси из Новороссийска до Геленджика, — не ждать же автобуса полдня! Словом, через несколько минут все мои скудные сбережения, — как-то: триста тридцать рублей, — перекочевали в ридикюль Марфы Ивановны, зато я сделалась счастливейшей обладательницей настоящих французских духов! И теперь все будут меня запоминать не по внешности рыжекудрой да угловатой, но по чудному запаху… Это мне Марфа Ивановна сказала: мужчины и через много лет, вспоминая женщину, помнят именно ее неповторимый аромат, складывающийся из запаха свежести нежного тела и благоухания духов, которыми не зазорно подушиться…

Еще Марфа Ивановна дала мне бумажку со своим адресом в Геленджике и велела непременно к ней приехать на следующее лето, или весной, или осенью, — всегда она будет мне рада! И объяснила, как добраться из Новороссийска до Геленджика, а потом — до её дома с автобусного вокзала.

Спать я легла совершенно счастливою: теперь в моей жизни все будет совершенно иначе! Я буду пахнуть как великая актриса, такая же худая, как и я…

С утра я с Марфой Ивановной не смогла попрощаться, но она обещала мне письмо написать, как только домой приедет. Отчим должен её на поезд посадить в четыре часа пополудни. Странно: вначале Марфа Ивановна показалась мне подозрительной, а вчера в душу вошла как родная просто…

Надушилась я французскими духами, — пожалуй, слишком сильно, и побежала на работу без завтрака, — проспала немного, будильник не услышала. Рабочий день тянулся монотонно и тоскливо: Владлена часто подходила взглянуть, как я работаю: похоже, она решила ко мне придираться. Что за собака её укусила? Перед обедом неожиданно вздумал заглянуть Грант, — давно его не видывала. Принюхался ко мне, как кот лесной — манул: видела в зоопарке, как манул колбасу нюхает, которую я ему кинула через решетку. Видимо, понравился ему запах: пригласил суп поесть в ресторане, — пыталась было отказаться: обед у нас длится всего сорок восемь минут, — но Грант умеет уговаривать. Пошли в "Юбилейный", откушали "галопом по Европам" бульон куриный и беф-строганов с пюре. Но на работу прибежала вовремя, как ни странно, Грант меня почти за руку тащил по обледенелым улицам. Держал крепко, как бьющийся хрусталь. Может, зря я так Гранта отдалила от себя? Может, он — хороший, а родителей его можно переубедить?

Заскочила на работу, а в дверях вновь на непонятливого Максима нарвалась. Что за странный парень? Зачем он ко мне пристал? Ведь ясно и понятно все объяснила: не нравишься! Так нет же: стоит, смотрит, злобится… Так он косо посмотрел на меня с Грантом, словно прожечь хотел… Попрощалась с Грантом, побежала на своё рабочее место. И тут уже сюда, к рабочей моей "позиции" вновь приставучий Максим подходит:

— Так Вы, красавица Зоя, не только с неким русским водителем встречаетесь, но еще и с армянином? Только со мной поделиться не хотите своей любовью? Так, значит?

Тут меня осенило: может, он — пьяный? Что за ересь несёт этот парень? Какая ему разница, с кем я общаюсь, — мы с ним фактически незнакомы!

— Знаете что: дайте-ка мне во-он ту открытку поздравительную, что на стенде висит. Во втором ряду — третья, со снеговиками… — Встала я, пошла открытку ему искать, как попросил. Приятен он мне или неприятен, но на работе мой долг — обслужить посетителя… Повернулась, а парень руку просунул сквозь стеклянное окошечко и мою сумочку гладит по кожаной поверхности, — я ее еще не успела вниз спрятать. Совсем сумасшедший, чужие вещи трогает… — Какая у вас сумка замечательная: кожаная, дорогая… Зря вы меня отвергли, Зоя! — повернулся Максим и отошел от моего окошечка, а я посетителем занялась. Потом сумку схватила, заглянула мельком — кошелек на месте, вниз убрала, подальше от любопытных глаз.

К вечеру приключилась небольшая неприятность у нас на работе: Владлена Карповна непонятно засуетилась, забегала по почте, тщательно глядя себе под ноги. Полька подбежала на минутку, сказала, что у "Карповны" "где-то" серёжка упала, — видно, замок расстегнулся, — теперь вот бегает, ищет. Но в зал к посетителям она после обеда не выходила, значит, где-то валяется ее серьга, — либо в кабинете под столом, либо возле мест, где работники сидят: она нынче ко всем подходит с проверкой, словно у нее репей под хвостом… А самой смотреть нужно было, чтобы не расстегивался замок! Сама и виновата!

Припомнила я серьги начальницы: огромные такие, висячие, "цыганские", массивные, у нее мочки ушей провисли от долголетнего их ношения, что выглядит… не слишком эстетично, скажем. Никогда бы не надела такие серьги… Наверно, каждая по десять граммов золота потянет…

Только так и не нашла Владлена своей серьги. Заставила уборщицу все углы десять раз обыскивать, но осмотр тот ничего не дал. Тогда ей взбрела в голову идея, что сережку подобрал некто из коллектива и прикарманил. Совсем с ума сошла! И тогда велела "замша" каждой сотруднице, вместе с сумкой и верхней одеждой к ней в кабинет заходить поодиночке, — присвоила себе право обыска. Мол, милицию, вызывать не будем: не деньги же из кошелька украли, а с пола чужую вещь подняли, но вещь должна быть найдена!

Полька из кабинета Владлены со слезы выскочила: сказала, что та у неё в пальто все карманы вывернула с таким остервенением… Сумку перетряхнула… А потом еще саму Польку щупала, — серьга-то большая, крупная, ее далеко не спрячешь. И заставила сапоги снять, — ну как её серьга у Польки в сапоге, на стельке лежит?… Совсем ополоумело руководство! Поневоле вспомнила я слова Марфы Ивановны: нужно работа такая, чтобы контакт с начальством был минимален…