Юрий Семецкий - Poor men's judge [СИ]

— Да ничем я не рискую. Ты пойми, в войсках я на два года. Так сказать, отдаю то, что ни у кого не занимал. Карьера в рядах — категорически не интересует. И даже если разжалуют, не страшно. Через пяток лет мое личное дело будет интересно разве что крысам в архивах военкомата.

При любых раскладах начальство отпишется. А вот ребят жалко. Ты же понимаешь, что лежит в сооружениях на техтерритории, да и склады РАВ у нас весьма и весьма.

— Ладно, действуй, как считаешь нужным, но…

— Вы ничего такого не знали, правильно?

— Именно так.

Разговор затих. Выпили еще по одной. Не спеша закусили. Ротный вынул из верхнего ящика письменного стола пепельницу, и со вкусом затянулся табачным дымом. Немного помолчав, Кузовлев констатировал:

— Сильно же ты абреков ненавидишь!

— Да нет. Совсем нет. Зачем ненавидеть? Ненавидишь, значит, бессилен, ergo, проиграл. Скорее, существование этих выродков просто оскорбляет мои эстетические чувства.

Если кто-то тебя достал до печенок, его надо просто уничтожить, не мороча голову ни себе, ни людям.

То, что случилось, произошло лишь потому, что расслабившийся, воспитанный как тягловый скот народ, повел себя по-скотски. И вдруг оказалось — что кругом дремучий лес и куча нечисти! Стоит ли в таком случае обижаться на его санитаров?!

Мое личное мнение: с нами провели культурно-просветительскую работу на тему о том, каков этот мир на самом деле. Чем-то подобным немирные горцы полтора века на английские деньги занимались при батюшке царе. Потом эти твари осваивали ресурсы Рейха.

Забавно, но уклоняясь от призыва в Красную Армию, они все силы отдавали служению не считавшего их за людей фюреру. И в составе Северокавказского легиона, и в порядке личной инициативы.

Эти плохо отмытые твари — наши враги. Из поколения в поколения. И живы они только потому, что мы — жалостливы и гуманны. Правильнее всего было бы поступить с ними, как в Штатах с краснокожими.

Имеет ли какое-то значение, что теперь их кормят саудиты и все те же англосаксы? Думаю, и турки в стороне не остались. В общем, все как всегда. Цирк снова зажигает огни. И на арене — все те же лица.

Впрочем, разница все же есть. До последнего времени, Кремлем не управляли напрямую из Вашингтона. Теперь — управляют. Питерский шнырь, бывший клубный работник, таскавший портфель за мэром и попутно стучавший на него руководству, выдвинут на первые роли. Ждем крови, что уж там. Без нее — никак.

— Ага, я понял — грустно улыбнулся ротный. — Забавная логика. По ней получается, что кто только нас не просвещал. И псы-рыцари, и галантные французы, и османы, и татары, и фашисты, и румыны с венграми.

— Зато народ после такой политпросвет работы всегда становится мудрее. Даже совсем бараны усваивают, что надо быть человеком, и шкурку свою никому не дарить.

Сейчас мы, в массе — обыкновенное, смердящее жидкое дерьмо. Но это — всего лишь поверхностное впечатление. Точно знаю: умоемся кровью, и окажется, что дерьма хоть и много, но основа — стальная.

Ни к чему не обязывающий треп двух солдат кухонного наряда чуть было не закончился мордобоем. «Молодой» с третьей роты непринужденно спросил у земляка:

— Ты не в курсе, зачем взводного из 1 роты с утра к начпо потащили? Говорят, полковник орал так, что аж гай шумел, да стекла изнутри выгибались.

Вот интересно мне, что этот пиджак натворить успел?

Рядовой Шулаев, к которому вопрос, собственно, и был обращен, аккуратно положил нож на край старой ванны с побитой и вытертой эмалью, куда наряд складывал чищенную картошку.

Не вставая, сгреб напарника за грудки. Лица солдат оказались так близко, что каждый четко различал поры на коже своего визави. Затем, внимательно и долго заглянув в глаза, Шулаев, срывающимся от бешенства голосом прошипел:

— Порву.

Солдатик, под бешеным взглядом сжался, стараясь стать меньше и, извиваясь, чтобы хоть обозначить попытку освободиться, выдавил из себя:

— Пусти дурной! Я ж как все… Что такого-то?!

— А то. Для тебя он либо товарищ лейтенант, либо лейтенант Вояр! И никак иначе! Понял, душара вонючий?!

— Да понял, — досадливо протянул солдатик. — Бешеный ты, Шулаев! Никогда толком ничего не скажешь. А я только узнать хотел, что было-то!

Некоторое время чистили картошку молча. Шулаев морщил лоб, кусал губы, потом сказал:

— По большому счету, ничего особенного и не было. Просто вчера лейтенант был ответственным по роте. И день как раз был такой… почти пустой. После обеда планировались занятия в классах.

— Это я знаю.

— Офицер — воспитатель, замполит то есть по-старому — вдруг захворал. Или надо ему куда было — кто же теперь расскажет.

— Оно надо, в ерунде разбираться? Давай по делу, Шулаев!

— Собственно, все. Вояр заявил, что ввиду сложности текущего момента он просто обязан правильно ориентировать личный состав. И начал рассказывать. Периодически, для доходчивости, демонстрировал сделанные им по дороге из дома слайды. Видео показал.

— Что за видео?

— Из Сети, говорит. Как срочникам вроде нас, чурки глотки режут. Наглядно, у нас некоторые аж проблевались. Пришлось прерываться на уборку ленинской комнаты и проветривание. Потом заглянул ротный. Послушал-посмотрел, о чем речь, побелел как простыня, и умотал в неизвестном направлении.

— А потом?

— Вернулся с комбатом. Ну, Батю ты знаешь, он мужик резкий, но правильный. Поиграл с Вояром в гляделки, желваки на щеках покатал, потом приказал лейтенанту выйти из класса.

— И что?

— Да не знаю, они же в коридоре разговаривали. Дневальный, как уши ни протягивал, только бубнеж слышал. Но, нервно говорили. Потом Вояр вернулся в класс, и велел идти в клуб. Мы и пошли.

По дороге подтянулись все свободные от службы и работ, и Виктор повторил все с самого начала.

— И вы что же, слушали по второму разу?

— Оно невредно было. А то по первости такие рассказы — как молотком по черепу шарахнуть. В общем, поужинали и вернулись в клуб. Дослушали лекцию, а потом задавали вопросы.

— Долго?

— Да, считай, до отбоя. Ваши, кстати, потом тоже подтянулись. Чего ты не пришел, не понимаю.

— Упахались! Мы же на жд базе работали.

— Да, там так. Пришел и рухнул. Но с вашими, кто поактивнее оказался, товарищ лейтенант еще часок после отбоя поговорил. Это ты все проспать готов, хоть царствие небесное. Вот все хочу спросить: не обидно, самое интересное проспать?

— Что уж теперь…

— Это верно, что уж теперь… Короче, Вояр остался в роте, в общагу не пошел.

— Ясен перец, что ему зря в общежитие и обратно бегать?

— И что?

— Утром, сам понимаешь, замполит захотел его пред ясны очи. Стукачи, сам понимаешь, сработали на опережение, солнце взойти не успело. Но в общаге не нашел, потому сильно огорчился.