Борис Попов - Неожиданность. Тетралогия [СИ]

— Можно подумать Елисей больно молодой, — с горечью отозвался Богуслав.

— Он добрый был! А ты зверь зверем! Нипочем развод не дашь, на волю не отпустишь!

— Завтра и пойдете вместе на волю вольную.

Супруга расценила такой ответ как обещание могилы для обоих любовников. Она схватилась обеими руками за высокую грудь и прошептала:

— Зверь, зверь… Детушек хоть живыми выпусти, пусть мальчишечки солнышку еще немного порадуются…

— Дура! Он жив живехонек! Никто его из моих людей пальцем не тронул!

— Я все вижу-у-у…, — зарыдала боярыня, — вы его прямо в лоб пина-а-а-лиии…

— Капа, я жив. А лбом об лестницу ударился в темноте, — строго пресек ее печальные выдумки своими успокаивающими выдумками Елисей.

Женщина упала возле него на колени, стала целовать слегка побитое, но такое родное лицо.

— Любый мой! Пусть что хотят делают, а я до доски гробовой с тобой буду!

— Капитолина, развод получать с утра со мной пойдешь к митрополиту? — вторгся в их беседу рогоносец.

— Ой! — обхватила щеки ладонями русская красавица, — родственники осудят!

— Мне на твоих нищих да горластых родственников наплевать! Не хотите, как хотите! Выгоню и ни копейки с собой не дам! Хоть на паперти на пару стойте!

— Воевода, ты не горячи кровь зря, — опять присел немолодой жених. — Бабочке время нужно подумать, посоветоваться кое с кем…

— Идите, и хоть со всем городом пересоветуйтесь, — обиженно буркнул Богуслав. — Времени вам до обеда. После этого — на все четыре стороны и без денег! А так половина доходов со всего хозяйства боярыне на жизнь и на детей будет уходить. Дети вырастут до 16 лет, уйдут ко мне жить, Капитолине дальше четверть. Пока ночь, идите думать в ее опочивальню. Все!

И боярин унесся.

Пора и мне в свою опочивальню — организм настойчиво требовал свое.

— Вам помочь дойти? — потягиваясь всем телом перед очередным, хоть маленьким, но походом, спросил я разрушителей законного брака.

— Желательно, — скрипнул зубами Елисей.

И мы побрели по ночному холодку, прихватив с собой факел.

— Он завтра пожалеет меня и деточек бросать! — строила розовые иллюзии законная жена. — И денег даст сколько угодно!

Висящий на мне бывший тиун с интересом следил за моей реакцией. Поможем принять верное решение!

— Думайте как хотите, и сколько хотите, — позевывая, внес свою лепту в обсуждение я, — только если завтра это не решится, Богуслав имение передает в управление Владимиру Мономаху, а сам надолго уходит. А от Мономаха вам точно ни гроша не дождаться.

— А надолго, это как? — пискнула Капа.

— Навсегда. Князь ему деньги будет в Новгород пересылать. А за порядком следить своих людей назначит.

— Это не богоугодно будет! — стала негодовать Капитолина.

— А по купальням на глазах у служанок исподнее перед тиуном задирать и шалить там, радуясь большим штукам, это как? Признак святости? Сгибаешься к лавке, и думаешь: богоугодно это или не богоугодно?

— Да это брехня, — вяло отмахнулся Елисей.

— Только две теремные девки, которые сейчас под крепкой охраной спят, думают иначе.

— А мы скажем…

— А мне сказали, что митрополит Ефрем неправду сразу видит. После обеда все идем к нему.

— Я…, я не могу! — стала горячиться боярыня. — У меня дети! Они… нездоровы! Вот!

— А епископ здоров. И целитель, говорят, отменный. А после того, как посмотрит он ребятишек, как бы тебе, боярынька, в монастырь после пострига не загреметь!

— Я же боярыня! Мы из исконных Нездиничей!

— И княгини бывает свой век в монастырской светелке коротают. И ох долго бывает коротают!

— Кто же девок караулит? Пришедшие с тобой случайные людишки? — лениво поинтересовался Елисей.

— А вот и нет. Охотно взялись за это дело обобранные вором-тиуном боярские дружинники. Этих не подкупишь и не обманешь. Не отходят даже по нужде — каждые три часа меняются.

Висящий на мне до того ослабленный давними ранами и шишкой на лбу бывший вояка внезапно приободрился, перестал виснуть на чужом боярине и гордо удалился, подхватив Капитолину под руку.

Я услышал уже издалека.

— Твои Нездиничи, их много! Не побоятся в случае чего и Киевскому митрополиту нажаловаться! А он грек, в русские дела вникать не любит…

План ворья был ясен — отказываться ото всех грехов и нагло не слезать с руководства богатейшим поместьем. Да и мы не лыком шиты! С этой мыслью я отправился на поиски Лазаря.

Столковались мы махом. Богуслава решили в свои коварные планы пока не посвящать. Он чего-то путает кислое с пресным и не видит, что человек, бывший когда-то смелым бойцом, который мог за командира и жизнь отдать, выродился в вора, подонка и наглеца, который безжалостно грабит своих прежних товарищей — воеводу и дружинников. И цацкаться с поганцем-тиуном и его блудливой коровой-боярыней не время!

— Кстати, — припомнил Лазарь, — тебе же к епископу, наверное, идти тоже придется?

— Все может быть, — согласился я. — Это же я высылал Матвея с поляком на поиски. Могут захотеть узнать почему именно их, и нет ли здесь какого-нибудь колдовства.

— С этими-то все ясно, — согласился командир дружинников. — Собаки по следу довели, дело понятное. А нашел-то тиуна все-таки твой конюх Олег! Как изловчился, какой темной ворожбой при этом воспользовался? У Ефрема есть опасные способности — кроме того, что вранье он сразу от правды отличает, так еще если епископ спрашивает, солгать ему никто не в состоянии! Припрятать, может, пока вашу ватагу куда-нибудь? Потаенное место найдем.

— Не знаю даже, как сделать лучше. Это мне надо с нашим протоиереем Николаем посоветоваться, он в этих делах поопытнее меня будет.

— Вот и давай советуйся. Если что неладное грозит, найди меня рано поутру — махом кого надо подальше пристроим. И лучше тебе про дружинные забавы с Елисеем тоже ничего не знать — как дело не повернись, с тебя взятки гладки. Ничего не знаю, ни о чем, мол, и не ведаю!

На том и порешили.

— И ничего странного и необычного! — вспомнив распоряжение Богуслава насчет моих приказов, улыбнулся Лазарь.

— Лишь бы дружинники были довольны! — усмехнулся и я.

— Они довольны. Они очень будут довольны! Давно ждем таких приказов!

А я пошел спать. Но перед этим надо было посоветоваться со священником. Уложиться я планировал быстро, но не тут-то было. Сначала пришлось изложить протоиерею всю историю с тиуном и женой Богуслава. Николай согласился с необходимостью в данном случае развода, или распуста, как его называли священнослужители. Видимо от распуста и пошли потом слова распутство и распущенность

— Правда, решать быть ли распусту или нет, будет епископ Ефрем. А он уж очень падок на все византийское. Как возьмется цитировать Эклогу Льва Исавра или Прохирон Василия Македонянина, так прямо хоть всех святых выноси! У нас же из русских уложений по этому поводу, кроме Церковного Устава Владимира Святославовича, ничего и не сыщешь.