Борис Попов - Неожиданность. Тетралогия [СИ]

Уставший после борьбы с не очень сильной, но все-таки колдуньей, Богуслав пока отдыхал, а передохнувший и отожравшийся я рассказал ведьме о последних событиях.

— Вот ведь кобыла противная! — возмутилась Старшая ведьма Киева, — меня даже с дельфинами договариваться не позвала. Я в них, конечно, ни уха, ни рыла не понимаю, но может хоть присоветовала бы чего толковое. Не-ет, теперь за порядком наблюдать буду строго! Хватит, натерпелась я в ее естестве, как за всю предыдущую сотню лет. Вот помогу вам, и назад в уютную внучку Оксанку отправлюсь.

— Ксения, вроде, как-то молода, чтобы иметь столетнюю бабушку, — выразил я сомнения в их родстве.

— Ну, она мне скорее двоюродная правнучка, но это сейчас неважно. Зачем на помощь призвали? В чем загвоздка?

— В дороге к Константинополю. Осень, штормы, вдоль берега плыть долго. От Херсонеса до Царьграда по прямой-то больше пятисот верст будет, а вкругаля вертеться, неведомо вообще сколько выйдет.

Опять же, нужен уверенный попутный ветер, не ходят еще толком суда, если он откуда-нибудь сбоку дует. А уж ежели в лоб бить настропалится, вообще пиши пропало. И возле берега рифов полно, течений водных всяческих, явно лишних, немало.

Что посоветуешь?

Пелагея немножко подумала, потеребила гибкими пальчиками подбородок и спросила Богуслава:

— Ты отодвинуть шторм или вихрь не очень далеко по морю сможешь?

— Верст на двадцать точно смогу. Дальше — не уверен, не пробовал.

— Дальше и не понадобится. А я уж выдам ветер, какой понадобится, в этом я искусница. Ладно, как понадоблюсь, подзовете Найку, и в разговоре случайно упомяните мое имя — враз объявлюсь. Пойду радовать любимого своим присутствием, отпущу пока супругу его на волю.

Взгляд Пелагеи затуманился, голова стала медленно опускаться на грудь. Вдруг женщина встряхнулась, встрепенулась.

— Уф! Уснула я, что ли? Так чего порешили-то?

О! Светоч женского разума Наина к нам вернулась!

— Плыть напрямую, — объяснил я. — Богуслав будет тучи разгонять, а ты станешь стараться, чтобы ветер в нужную сторону дул.

Всегда уверенная в себе и постоянно удивлявшая народ своим хвастовством Наина вдруг как-то (впервые на моей памяти!) усомнилась в своих возможностях.

— Это…, мастер, я, наверно, сболтнула чего лишнего, неловка я в нужную сторону дуть, разве что только ртом…

Я мысленно похлопал в ладоши. Видимо безуспешная и провальная попытка контакта с дельфинами положительно повлияла на эту нахалку и рисовщицу.

— Ты позови Пелагею, она поможет. Помню с прежней хозяйкой у них это всегда получалось.

— А я, у меня еще лучше получится! Я так скомандую, что все аж ахнут!

Ну вот и возвращение на круги своя, опять заякала. Впрочем, она-то нам и не нужна, лишь бы Пелагее не мешала дела вершить. А теперь флаг ей в руки, и попутного ветра по пути к мужу!

— Наин, ты сейчас иди к Ванюше, но вы пока далеко не убегайте — вдруг понадобитесь. Сегодня надо решать насчет переправы через море с Мартыном и Андрюшкой, а я их пока что-то и не вижу. Давайте еще часок в харчевне посидим.

— Конечно! — и рванула к своему желанному.

— Ловок ты чертяка! — благосклонно отозвался о моей деятельности Богуслав. — Теперь всегда можно под шумок ведьму вызвать, и на саму Наину свалить: да ты, мол, второпях и от усердия все позабыла и теперь путаешь. Колдунья, с ее гонором, сразу заорет: я все помню! Я лучше всех все помню! — нам с рук все и сойдет.

Тут пришли завтракать Мартын с племянником. Слава Богу, не уплыли еще, подумалось мне. Поздоровались со всеми и присели делать заказ. Я, поприветствовав их в ответ, спросил у Славы:

— Сейчас к ним подойдем, или подождем, пока поедят?

— Пусть поедят, может подобрей станут. И ты меня в эти переговоры не втягивай — сходу сболтну не то, что надо. Ты-то вон экий ловкач — враз к любому подходец найдешь.

Что ж, была бы честь предложена. Богуслав, конечно, человек очень умный, но он как пожизненным воеводой был, так им в душе и остался. А недаром исстари повелось, что одни воюют, а совсем другие по итогам боев договариваются. Не надо мешать кислое с пресным.

Поели смоляне довольно-таки быстро, и, отдуваясь, откинулись на спинки стульев, начали готовиться к расчету.

— Пора! — скомандовал воевода, и бросил меня вперед, как засадной полк, а я привычно вздохнул и отправился договариваться на дипломатическом уровне.

Подошел, без спросу присел, и без утомительной бодяги, вроде: как живете, что жуете, сразу взял быка за рога:

— Вы в Константинополь плывете, или уже передумали?

Отвечал мне многоопытный дядька Мартын.

— Да чего тут думать? В Херсонесе сейчас достойной торговли нету, еле-еле кое-какая захудалая тоговлишка теплится. За все наши товары только полцены дают, за византийские ломят неимоверно. Ради такого прибытка нечего было сюда добираться — в Киеве такого же киселя вволю бы нахлебались.

Я заинтересовался.

— А каким же таким товаром славен Константинополь, что его на Руси нету? За чем можно весь Славутич сверху донизу пройти, отбиваясь от половцев, и аж через море, рискуя в смертельный шторм попасть, перебраться?

— А вот слушай, — стал излагать подобревший после завтрака купчина, — благовония у нас есть? Выросли из-под земли серебряные сосуды замечательной ковки и чеканки? Специи заколосились? Императорские шелка вместе с озимыми взойдут? Родники виноградными винами забьют? Оливковое масло живицей само по деревьям потечет? Пелопонесские ковры нам пчела соткет? Украшения с индийскими самоцветами осенним дождем выпадут?

Ничего этого на Руси нет, делать не умеем и неизвестно, когда научимся. А тут сотни лет ткачи и златокузнецы, чеканщики, виноделы, мастера по изготовлению специй над этим всем бьются, неустанно оттачивая свое мастерство.

А кое-что, вроде парчи, и не продается вовсе, запрещено императорским указом. А исхитришься где-то купить, при выезде отнимут, да еще большим штрафом тебя, наглеца, накажут.

Константинополь — это центр мира и всей мировой торговли. Лучшие товары разных народов византийцы доводят до ума, перерабатывают, облагораживают, и нам, русичам, генуэзцам, скандинавам и немцам сбывают.

А в другую сторону, арабам, индусам, китайцам и всяким нам даже и неведомым народам, идут стеклянные итальянские изделия, фризское сукно, слитки серебра с рудников Богемии, мечи с Нижнего Рейна и Фландрии, наши мед, воск, пенька, лен, шкурки пушных зверей и многое, многое другое. И от русских только дары земли, изделий почти нету. Потому и бедны. А императорская казна, получив разные сборы с купцов и ремесленников, ломится от серебра и золота.

Вот и нам с племяшом охота поучаствовать в этом пиру.

Тут я запротестовал.