Борис Попов - Неожиданность. Тетралогия [СИ]

— И что? — весело рявкнул Евдоким, — я на ножах всегда был первый в дружине — хошь издалека кину и не промахнусь, хошь так и этак противника его же собственным ножиком распишу, перед этим кинжал из вражеских рук выбив и на лету поймав!

— И ты меня научишь? — полыхнул внутренним огнем викинг.

— А то! Зимой посетителей будет мало, целыми днями учиться будем, коли не заленишься.

— Я не ленив! Но Вилфрид один не ходит… Его спину всегда верный друг Петтер бережет… И бьются они всегда на пару, даже если враг против них в одиночку выступит…

— А рядом с тобой теперь твой верный друг и собутыльник Евдоким выступит! — захохотал бывший сотник, и грубый шрам, пересекающий его щеку, искривился еще больше и показал лицо человека, привыкшего не только убивать, но и рисковать собственной жизнью, — Бог даст, одолеем!

За это и выпили.

— Я отслужу! — преданно заверил Эйрик старшего товарища, — что хочешь для тебя сделаю!

— Конечно сделаешь! Как всех поубиваем, еще кувшина два винища выставишь! Га-га-га! — заржал сотник. — Эй, предсказатель, ты про меня много не бреши — копчу небо, как умею, а всяких половецких кровников на меня охотится неимоверное количество, потому я из Феодосии и отчалил. После того, как половцы город взяли, а я чудом жив остался, подумал: коли узнают, где от ран отлеживаюсь, они всей ордой мой дом штурмовать придут — много ихнего брата в разных боях положил! Поживу на белом свете еще?

— Конечно. И не мало.

— В полной силе?

— Да.

— Вот и славно! — порадовался Евдоким, — Вот за это и выпьем! — и рявкнул командным голосом, привыкшим повелевать и вести за собой сотню в бой: — наливай!

И тут отозвался от входа таким же рявком голос, привыкший повелевать тысячами воинов:

— И мне! И зажрать! — это привел остатки нашей ватаги на завтрак бывший воевода Богуслав.

Он подошел чеканным шагом к нашему столику, схватил железной ручищей кувшин и начал хлебать хмельную прелесть прямо из него. И похмелье отступило!

Дожрал последний кусок хлеба, колбасы ему уже не хватило, обвел таверну просветлевшими глазами и скомандовал:

— Пааавторить! И побольше.

Хрисанф унесся жарить на всех яичницу, Эйрик с Евдокимом последовали за ним, а мне уже весело трещал Ванюшка, плюхнувшийся на их место:

— Мастер! Мы так вчера с Венцем удачно моих коней продали! Хватило и Нае на коралловые бусы, и нам на пивище с крабами. Раки, они и на море раки, только что побольше.

Наина степенно присела на стульчик, гордо выпятила грудь с лежащими на ней розовыми бусами и скромно заметила:

— С самого Красного моря арабы привезли. Красота необыкновенная! Я такие же еще в Киеве хотела купить, да где там! Близок локоток, а не укусишь — цену просили запредельную, а дядя Соломон, старый жук, помочь отказался. Расходы, мол, несу последнее время большие, совсем денег нет.

Венцеслав с достоинством опустился на свободное место — он пока хранил венценосное молчание.

— Как наши дела? — остановив молодежный треп взмахом ладони, поинтересовался удобно устроившийся у заветного кувшинчика Богуслав.

Я доложил.

— Значит, пора уплывать, — подытожил наш серый кардинал, опытная боярская умница 11 века. — Остались всего две трудности для заключительной части нашего Великого Похода.

Первая была мне ясна — это поиски Омара Хайяма в недружественной нам и ему Сельджукской империи, а вторая?

Спросил у Богуслава. Тот не удивился вопросу от атамана профана, я свою некомпетентность проявлял и раньше, а спокойно разъяснил:

— До Константинополя, Володь, надо еще доплыть. Абсолютно надежных судов не бывает. Пойдем за шерстью, а вернемся стриженными. Или вовсе не вернемся. Выедем в сладких мечтах об удачных поисках у турок, а первый же большой шторм пустит наше суденышко на дно. А сейчас осень, шторма часты, и плыть нам не один день, ох не один!

Брести по суше слишком далеко, да и разных народов на берегах расселилось там немало. Слишком долго будем идти и отбиваться от местных — не успеем. Придется рискнуть и попытаться добраться до места любым способом.

Я робко поинтересовался:

— А каковы же эти способы?

В голове роились разные глупости: долететь, вчетвером оседлав ведьму Пелагею-Наину; выманить из меня Боба Полярника и проломить им портал в Константинополь; воткнуть в рот для дыхания тростинки-камышинки и дошлепать по сероводородному дну до византийской столицы, и тому подобная чушь.

Богуслав ласково поглядел на Ваню с Венцем.

— Вы, ребятишечки, пересядьте от нас подальше — потолкуйте там между собой.

Надо так надо, и парни безропотно пересели.

А Слава не отрываясь смотрел прямо в глаза Наине. Долго-долго смотрел и ничего не говорил. Потом начал негромко напевать что-то непонятное и сидя раскачиваться:

— Шемоше пенаши, фемае вентаи, — и в таком ключе пел минут пять.

Наина тоже потихоньку стала раскачиваться, глаза у нее закатились, и был понятно — еще чуть-чуть и она шлепнется со стула.

Тогда Богуслав негромко позвал:

— Пелагея… приди…

Появился Хрисанф со здоровенной сковородой, где все еще скворчала яичница с сальными шкварками, за ним Эйрик нес стопку тарелок с кучей вилок и блюдо, полное нарезанного хлеба, следом Евдоким пер две здоровенные миски с собачьей кашей. Потом все это было расставлено, положено, выдано. Минуты пролетали как скорый поезд мимо дачных платформ для электричек, а Наина все так же тупо глядела в одну точку.

Я, справедливо решив, что ни на что тут не влияю, а кушать охота страшно, приступил к еде. Богуслав не отрывался взором от предсказательницы и тихонько-тихонько напевал все ту же мелодию, но уже без слов.

Вдруг Наина встрепенулась, оглядела обстановку и сказала:

— Все та же корчма… Ох, спасибо мальчишки, вытащили! Какие там переходы и пещеры в этой молодой колдунье! Я-то думала все как в моих девках будет — захотел вошел, отодвинув их, захотел вышел, а тут как в ловушку попала!

Первые часы все ждала: вот сейчас она меня позовет, я и устроюсь поудобнее, да где там! И сама никак не вылезу — такие там овраги да буераки, что ахнешь! Каменные стены не подпускают к важным местам в ее курчавой башке, защищена бабенка от и до. В общем, как в сказке — чем дальше, тем страшнее.

И тут вдруг колодец светящийся с неба протянулся! Я тут же поняла — помощь пришла, и не будь дура, по нему наверх карабкаться принялась. Птицей бы вылетела, да не быстрое это дело оказалось.

Залезла, гляжу — одурманили девку, воли лишили, можно жить и работать теперь. Враз обосновала себе там уютное гнездышко прямо возле выхода, и назад, в эту жуткую дыру, что у нее в глубине, меня уже не загонишь.

Кланяться вам на глазах ее мужа не стану, вон так и зыркает в нашу сторону глазенками! — враз чего-нибудь заподозрит. Я от всех дел там, в берлоге этой, отстала, ничего не видела, ничего не слышала.