Василий Сахаров - Вольный Дон [publisher: МедиаКнига]

– Ты, шляхтич, воин профессиональный, с детства ученый, и оттого сильный да ловкий. А Никифор воин природный – ему сам мир помогает. Значит, ты против него, как щенок против матерого волка.

– Обидно говоришь, Борис.

– Зато правду.

– Казак, а что с нами дальше будет?

– Говорю же, не знаю я. Не мои вы пленники, а войсковые.

– Ну, хотя бы примерно скажи, как сам думаешь.

– По-хорошему, за драку и попытку побега, вас надо в угольные шахты на реку Глубокая отправить. Однако Никифор парень сам себе на уме. И если бы хотел вас в рабы записать, уже бы отправил уголек кайлом рубить. Пока он этого не сделал, значит, имеет на вас какие-то виды.

– А какие виды?

– Ха! Узнаете. – Старик усмехнулся, посмотрел куда-то в сторону и сказал: – Все. Моя смена идет. Бывайте.

– Не забудь про нас напомнить.

– Напомню.

Голова Бориса исчезла из проема, а его сменщик был неразговорчив, и дабы не злить охранника Ковальский и Кранц замолчали. После полудня к ним в яму спустили кувшин с водой и глубокий котелок с пшеничной кашей. Пленники хорошо перекусили, отправили обратно пустую посуду, облегчились в закрытое ведро с крышкой, которое раз в сутки поднимал на поверхность один из переселенцев, и стали ждать своей участи. Как-то незаметно оба задремали и проснулись только от окрика охранника:

– Ляхи! Подъем!

Вниз опустилась связанная из толстых гибких прутьев шаткая деревянная лесенка, и Ковальский с Кранцем быстро поднялись наверх. Здесь они огляделись и увидели, что огороженный высоким забором барачный лагерь опустел, и кроме охраны в нем осталось с полсотни крепких мужичков из пленных, которые кучкой жмутся поближе к воротам. Шляхтич и наемник переглянулись, но при казаках ничего обсуждать не стали. Тем более что охранник, за спиной которого стояли еще три донца, поторопил их:

– Вперед! К крайнему бараку!

Ковальский и Кранц послушно направились в указанном направлении, прошли через утрамбованную площадку между несколькими бараками, на которой они потерпели поражение от Никифора Булавина, и вошли внутрь продолговатого деревянного строения, где, как они уже знали, находилось местное начальство. Внутри было светло и просторно, пленные сделали несколько шагов вперед, остановились и снова осмотрелись.

Позади пара плечистых казаков, а перед ними три стола, один по центру и два по бокам, а за ними сидели люди, от которых зависела их дальнейшая судьба. Всего казаков за столами было пятеро. Все они были достаточно молоды, не старше двадцати пяти лет, и чем-то неуловимо походили один на другого. Расслабленные и обманчиво спокойные, но в то же самое время постоянно готовые к бою.

«У-у-у, волки, – подумал шляхтич, – особенно Никифор Булавин».

Ковальский посмотрел прямо в глаза молодого атамана, который находился напротив него, а тот усмехнулся, провел правой ладонью по подбородку, который был покрыт черной щетиной, и весело спросил его:

– Как челюсть, пан Тадеуш? Зубы не шатаются?

– Нет, – Ковальский отвел взгляд и сам задал вопрос: – Откуда знаешь, как меня зовут?

– Люди, кто с вами в обозе от Брацлава шел, все что знали, рассказали. Поэтому кое-что про вас уже известно.

– Какую участь ты нам уготовил?

– Пока не решил. Сейчас пообщаемся и определимся. Вы как, к разговору готовы или в зиндан вернетесь?

– Готовы, – ответил Кранц.

– Можно и поговорить, – добавил Ковальский.

– Вот и правильно, панове, – Никифор откинулся на спинку кресла, в котором сидел, скрестил перед собой пальцы рук и, помедлив, продолжил: – Итак, для вас есть два пути. Первый, вы посылаете меня далеко-далеко и завтра с утра отправляетесь в темные шахты рубить уголек. И второй, вы даете мне слово не бежать и не бунтовать. Я вам поверю, и через полчаса вместе с группой ваших сородичей вы пойдете на Кавказ, где должны будете заслужить свободу.

– И что на Кавказе? – живо заинтересовался немец.

– Как всегда, война, – атаман поморщился.

– А деньги платить будут?

– Нет, но половину захваченной в боях добычи оставят. При этом, во вне служебное время, вы будете иметь полную свободу передвижений.

– И сколько придется служить?

– Пять лет, а потом сможете вернуться на родину. Если захотите, конечно.

Пленники примолкли, снова переглянулись и в разговор вернулся Ковальский:

– Допустим, мы согласимся с твоим предложением и дадим слово, а сами потом сбежим…

– Куда? – Никифор прервал его речь и, оглянувшись на своих товарищей, вместе с ними заразительно и весело засмеялся. – До Терека пойдете на общих основаниях, без оружия и под охраной. А потом бегите, если желание имеется. Только далеко не уйдете. Не горцы поймают, так терские казаки, не персы с турками, так астраханцы с черкесами, или татары и калмыками. Да и не нарушите вы свое слово, пан Тадеуш. По повадкам видно, что воины, а не мусор подзаборный. Кроме того, учтите, вы не за меня биться станете, а за мирных людей, которым придется обживать новые для себя места. Переселенцы не всегда смогут за себя постоять, и для спокойной жизни им нужны бойцы вроде вас.

Ковальский и Кранц задумались, задали молодому атаману еще несколько вопросов и, посовещавшись между собой, приняли предложение Никифора Булавина. Понятно, что впереди нелегкая служба под присмотром вчерашних врагов. Однако этот вариант для воинов выглядел гораздо привлекательней угольной шахты и кирки с тележкой.

– Даем слово чести, – почти в такт один другому, сказали пленные воины, – что с сего дня и часа, мы обязуемся пять лет верно служить Войску Донскому как вспомогательные жолнеры и защищать мирных переселенцев на Кавказ.

Булавин удовлетворенно кивнул и, прежде чем наемник и шляхтич покинули барак, обратился к Ковальскому:

– Раз такое дело, и мы с вами пан Тадеуш сговорились, ты назначаешься временным командиром первого отряда вспомогательных войск, который направляется из этого лагеря на побережье Каспийского моря.

– А я?

Подал голос Густав Кранц.

– А ты, Шварцнегер, елки-палки, – атаман улыбнулся, – так и быть, его заместитель.

Бывшие пленные, а ныне командиры вспомогательного отряда, вышли из барака и спустя пятнадцать минут, вместе с небольшим обозом, во главе отряда из шестидесяти человек, покинули лагерь для перемещенных лиц и двинулись на восток. Охрана у поляков, литовцев и наемников была символическая, всего пять конных казаков. Однако сбежать никто не пытался, ибо каждому уже успели объяснить, что за побег одного человека, головами поплатится его десяток, а за командира и заместителя наказание понесет весь отряд.

Ковальский был доволен и одновременно с этим озадачен, ибо взял на себя ответственность за отряд. Ну а Кранц шел рядом с ним и возмущался: