Максим Форост - Вперед, государь!

Я стиснул стакан с лимонадом и, охлаждая ярость, поплескал на дне остатками напитка. Королева остановила на этом стакане взгляд. Заметив это, я о многом догадался: Алина-Майя слишком легко переводила глаза с вещей одного мира на вещи мира другого.

— Скажи, сестра моя королева, — я поймал её врасплох, — ты родилась в первом мире?

На миг она опустила глаза, и я увидел только тень на её ресницах.

— Я вышла из древесного ствола, и лишь потом родилась. А могло быть наоборот, ты это знаешь.

Меня так и потянуло хоть на секунду взглянуть на неё из первого мира. Какова она? Такая же или другая? Но я побоялся, хотя и чувствовал, что совершаю ту же ошибку, что совершила Тереза. Я не сознавал возраста Алины-Майи, здесь возраст вообще ничего не значит. А там?

— Брат мой король, — вдруг сказала Алина-Майя, — тебе надо спасать свою страну, спасать свой мир и спасать свой отравленный ум.

Она как будто проникла в мои мысли. Уронив, я расколотил злополучный стакан. А королева плотнее запахнулась в мантию, потому что ощутила мои взгляды.

— Тебе следует хотя бы разок посмотреть в волшебное… — начала она.

— Зеркало? — с улыбкой перебил я.

— Окно, брат мой король, волшебное окно! У тебя — необыкновенная книга, а у меня — окно. Стоит посмотреть в него… — она недоговорила.

В тот миг она была прекрасна, как когда-то была прекрасна поманившая меня рукой Тереза. Вернее, красива, а не прекрасна. Потому что «красивое» — телесно, а «прекрасное» — духовно. Она вздохнула, и я увидел, как приподнялась и опустилась её грудь.

Да, я смотрел на Алину-Майю и сравнивал её с Терезой. Едва я поймал себя на этой мысли, как немедленно согласился на эксперимент с волшебным окном.

— Где же оно, сестра моя государыня? — спросил я.

— Там, где я захочу.

В Линкистрии у королевы был маленький дворец с верандой и палисадом. Перед верандой лежала лужайка, и на лужайке росли цветы. Кругом шёл дождь, нескончаемый дождь — привычный для этого климата.

Я поднялся в дом, и она раздвинула на окне занавески. Свет тут же пронизал её платье, а я заволновался, рассматривая силуэт.

— Лучше смотри в окно, государь, — с укоризной сказала она. — Обычно я вижу в окне другой мир. Смотри! Какой тебе откроется — второй или первый?

Алина-Майя вышла из комнаты, и я остался один. Выглянув в окно, я вместо залитой дождём улочки увидел двор Мегаполиса. Я поразился. Это был мой собственный двор с его двенадцатиэтажками и притулившимися домиками под красными крышами. Посреди двора, как Гулливер над городской площадью, стоял великан в очках и в полосатой рубашке. Он заметил меня! Я отшатнулся. Я разглядел его немолодое лицо и полуседые волосы. Он двинулся на меня, схватился руками за оконную раму, заглянул ко мне в комнату…

Я бросился вон. Это лицо было столь узнаваемым, что я потерял самообладание. Вошла Алина-Майя, долго рассматривала меня и, наконец, сообщила с интонацией терпеливого врача:

— Тебе следует приходить сюда и чаще выглядывать в волшебное окно!

Она так решила! Она прописала мне лекарство! Дурная Терезина натура вопила во мне. Я скользнул глазами по фигуре Алины-Майи и выскочил из дома под дождь. Сел в седло мотоцикла и запустил двигатель. Этеры и линкистрийская свита ждали меня через улицу.

Моё лицо горело. Мне хватило ума понять, что моё состояние — это недостойное короля тщеславие. Я лишь радовался, что мотоциклетный шлем закрывал мне лицо и что моего стыда никто не видит. Этот шлем то ли спас, то ли подвёл меня, когда дождь пеленой залил забрало, и я на секунду отвлёкся, чтобы протереть его перчаткой. В эту секунду бежевый «пикап» сбил меня и мой мотоцикл.

Я видел, что Гальмикар грудью коня принял первый удар, что Эфестион повис на корпусе машины, сдерживая её ход, что Ксанф бросился под колёса скользящего по лужам автомобиля. Пусть этерам не привыкать падать в бою с лошадей, но удар был такой силы, что их кони погибли. Этеры ослабили и смягчили удар. Я отлетел от борта машины и рухнул на асфальт так, что шлем под моей головой треснул.

Какое-то время — секунды до обморока — я ещё чувствовал себя павшим в бою героем. Поверженным на асфальт.

Я очнулся на мокром от дождя асфальте, а вокруг собирались люди. Рядом стояли этеры и линкистрийцы. Алина-Майя показалась мне в ту минуту маленькой, совсем ребёнком — она жалась поближе к взрослым. Здесь стояли дорожные инспектора, а водитель, который меня сбил, больше всех размахивал руками. Подъехала «скорая помощь», подошли врачи. Я с удивлением узнал Доктора, которого видел однажды в детстве. Этот Доктор встретился со мной взглядом.

Приподняв голову, я отдал этерам какие-то распоряжения. Не помню, какие. То ли об армии, то ли о государственной печати. Приказы сорвались у меня с языка почти рефлекторно, и я как всегда услышал в ответ:

— Да, базилевс.

А Доктор тепло поздоровался с цезарями-линкистрийцами. В машине «скорой помощи» он первым наклонился ко мне и подмигнул, показывая, что тоже узнал меня:

— Ну-ка, ответь мне как травматологу: ты взялся коллекционировать травмы обоих миров? Там — на войне, здесь — на дороге.

Я рассмеялся. Мне стало легко, будто с кем-то из своих, и я спросил:

— Вы сами-то как здесь оказались?

Он удивился:

— Что значит, оказался? Алина-Майя — моя дочь, тут в городке она живёт со своей матерью.

Новость впечатлила меня, и я замолчал.

В травмпункте у меня не нашли никаких повреждений. Друзья-этеры действительно спасли меня, приняв весь удар на себя. Был только шок, но даже голова совсем не кружилась. Доктор велел пару часов полежать на кушетке, а я не выдержал и окликнул его:

— Постойте! А… почему?

— Что почему? — он резко обернулся. — Почему два часа лежать? Или почему надо принимать трудные решения?

Я растерялся, потому что не собирался принимать никаких решений. Я так и сказал Доктору, что моя жизнь мне нравится, и в данный момент я не планирую в ней что-либо менять.

— Не планируешь? — Доктор собрался уйти.

— Ну, постойте же! — выкрикнул я, намереваясь немедленно выяснить, почему Доктор, будучи обитателем двух миров и королём трёх цезарей (я лишь теперь об этом догадался), когда-то всё это покинул.

Я так и спросил его:

— Разве можно оставить тех, кто тебе предан и для кого ты — источник природной справедливости?

— Ты уверен, что хотел узнать именно это?

Я смутился и отрицательно покачал головой. Подбирая слова, я спросил заново:

— Вот некоему человеку открылся второй мир — целая страна с людьми, их надеждами и законами природы. В этом мире он — царь и повелитель. Он так привык… нет, он так полюбил второй мир, что жить без него не может. Что ему… передать, если в том мире всё пошло не так?