Александр Тамоников - Лжедмитрий. Царская плаха

– Здравствуйте, святые отцы.

– И тебе не хворать, добрый человек, – ответил Отрепьев.

Мужик прошел к столу, присел рядом с Ивашкой, взглянул на пустые чарки, кости от кур.

– Отобедали вы на славу. И винцом не побрезговали.

– Кто ты? – стараясь сохранить спокойствие, спросил Отрепьев.

– Я-то? – Мужик усмехнулся. – Хлопок Косолап. Еще меня люди называют атаманом Хлопко. Зовите, как хотите.

– Атаман, стало быть, – сказал Григорий и глянул на двух других нежданных гостей. – А это твое войско, что ли?

Хлопок хотел, наверное, изобразить улыбку, но получилась у него гримаса, от которой веяло страшной угрозой.

– Самого-то как кличут, чернец?

– Отцом Григорием.

– А товарищей твоих?

– А чего ты меня допрашиваешь, Хлопок? Или в приставах обретаешься?

– Не надо, отец Григорий, так со мной говорить. Коли спросил, отвечай, а то и зашибить ненароком могу.

– Когда сабля и нож на поясе, смелым быть нетрудно. Да еще с товарищами.

– А ты, погляжу, не трусливого десятка, монах. Не то что твои братья. Чего трясешься? – Он оттолкнул от себя Семенова.

Ивашка вскочил.

– Отец Григорий, пойду я. Что-то нехорошо мне.

Хлопок рассмеялся.

– Говорю же, не как братья твои, отец Григорий.

– А ты за всех-то не говори, атаман, – вступил в разговор Мисаил.

– Ого! Еще один смелый. Что-то вы на монахов не шибко похожи. Да иди ты, куда хотел. – Хлопок толкнул трясущегося Ивашку в плечо. – Да через отхожее место, а то в портки наложишь.

Семенов и Яцкий были таковы. В зале остались Отрепьев, Мисаил, незваные гости да хозяин заведения.

– Так ты тоже смелый? Назовись, отче!

– Отец Мисаил.

– Значит, ты, отец Григорий, говоришь, что только сабля и нож мне силу дают?

– А разве не так?

Хлопок обернулся к товарищам.

– Слыхали?

Те кивнули.

– Да не стойте за спиной, садитесь рядом.

Подельники разбойника уселись за стол и воззрились на монахов недобрыми глазами.

Хлопок же продолжал ухмыляться.

– Слыхал, Ерема, что сказал отец Григорий?

– Слыхал.

– А ты, Тимоха?

– Не глухой. Дозволь, атаман, тряхнуть этих монахов, чтобы место свое знали.

– Погоди, Тимоха. Это завсегда успеем. – Атаман уставился на Отрепьева. – Значит, сабля да нож? Ну а коли на кулаках? Поглядим, кто кого?

– Не по чину мне. Я мог бы грех на душу взять, снять рясу да схватиться с тобой как мирянин, но бой неравный получится. Ты трезвый, я хмельной. Ты сюда на коне прибыл, мне же целый день пешком идти пришлось. Желаешь силой помериться честь по чести, давай поутру.

– Мне всю ночь тут ждать, покуда ты не проспишься?

– Ну тогда бей прямо сейчас. Чего тянуть-то?

– Не буду. Ты мне по нраву пришелся. – Хлопок повернулся к хозяину двора. – Василий, а ну-ка давай на стол все, что у тебя есть. Проголодались мы, да и выпить в такую погоду не грех.

– Так ничего и не осталось, добрый человек.

– Так уж и ничего? Мне послать людей проверить? Только гляди, коли найдут, то вынесут все, что есть.

– Ну, может, осталось маленько.

Хлопок усмехнулся.

– Думаю, этого нам хватит. И давай быстро, не время засиживаться тут, дела есть.

Хозяин двора ушел на кухню. Там послышалась возня, донесся запах еды.

– Вот так! – проговорил Хлопок. – А ты молодец, монах. Вижу, в обиду давать себя не привык. Оно и верно. Дашь слабину, сожрут. А сегодня тем более. Так откуда и куда путь держите?

Отрепьев не стал злить разбойников. Это могло плохо кончиться.

– Из Москвы мы. А идем в Киево-Печерский монастырь.

– От голода бежите?

– Это наше дело.

– Ну и ладно. Далеко вам еще идти. А по пути за все дерут большую деньгу. Вот вы, чернецы и священники, твердите, что перед Богом все равны, а разве на деле так? В деревнях людям жрать нечего, а торгаши деньги делают. Какое же это равенство? Почему одни должны блюсти Закон Божий, а другие его под себя толкуют?

– Я могу тебе, Хлопок, сказать одно. Все в этом мире в руках Божьих.

– Иного и не мыслил услышать. Все вы так отвечаете. Не надо объяснять, почему на свете царит такая несправедливость, если все в руках Божьих.

– Не богохульствуй, Хлопок, наказан будешь.

– А я и так наказан этой жизнью. Не стращай меня, отец Григорий, не надо. – Он повернулся в сторону кухни. – Хозяева, вы там померли от страха, что ли? Где харч? Или нам самим забрать?

Василий и Василиса появились тут же, принесли ендовы, миски, чарки.

Разбойники вдоволь поели и выпили.

Потом Хлопок вытер рукой сальные губы и заявил:

– Вот хорошо! Теперь отдохнуть бы, да дела ждут.

– И что же это у тебя за дела такие, атаман? – спросил Григорий.

– Э-э, чернец, дел у меня много. А будет еще боле. Попомни мои слова, ты услышишь про атамана Хлопка Косолапа. Да и не только ты. Вся Русь Великая будет знать, кто я такой. – Он поднялся, встали и его товарищи.

К ним подошел хозяин постоялого двора.

– Заплатить бы надо, атаман. С тебя возьму по старой, низкой цене.

– Чего? Возьмешь? Так попробуй. Вот он я, весь перед тобой.

Василий вздохнул.

– Эх, ладно, езжайте с Богом.

– Не упоминай, торгаш, Господа, а лучше помолись Ему. Не будь на дворе монахов, спросил бы я с тебя, почему мошну набиваешь, поганец, когда рядом детишки малые от голода пухнут. Пошли!

Разбойники вышли из дома. Тут же заржали лошади, скрипнули ворота, и стук копыт пропал в холодной, ветреной ночи.

В городе Остроге, расположенном в пятидесяти верстах от Ровно, тамошний князь Константин встретил своего давнего товарища Ивана Петровича Губанова.

Замок князя Острожского стоял на высоком берегу реки Горынь. Величественное произведение итальянского зодчества XV века высилось среди садов. Рядом с замком золотились купола Богоявленского храма, вмещавшего в себя родовую усыпальницу Острожских.

Сюда, в Острог еще в 1577 году приехал книгопечатник Иван Федоров, тогда же при замке была открыта типография. Константин Константинович являлся ревнителем православия. В его замке всегда находили приют те люди, которые подверглись гонениям польских панов, ярых приверженцев католицизма.

Князь Острожский встретил Губанова на центральном дворе, у величественного входа в замок, обнял его.

– Приветствую тебя, Иван Петрович! Давно мы с тобой не виделись.

– И тебе, Константин Константинович, доброго здравия. А не виделись мы почти год. Не такое уж и большое время.

– Сегодня, Иван Петрович, год, как век.

– И то правда, – согласился Губанов.

– От Москвы или от Новгорода добирался сюда?

– От Москвы.

– Далекий путь выдержал, устал поди?

– Есть немного, но ничего, на здоровье покуда не жалуюсь.

– Надолго ко мне?

– Извиняй, Константин Константинович, ненадолго. По делу я.

Острожский вздохнул.